София Шарлотта погладила золотисто-каштановые волосы и улыбнулась, глядя в розовое пухлое личико с ярко-голубыми, очень умными глазами.

– Моя дорогая, скоро ты переедешь в новый дом. И по-моему, он тебе понравится.

– Мы переезжаем сюда? – с жаром спросила Каролина.

София Шарлотта покачала головой, но была очень довольна тем, что Каролина выдала свое желание остаться в Берлине.

– Нет, моя дорогая. У тебя должен быть отец. Каролина озадаченно посмотрела на курфюрстину, потом на мать. Элеонора, хотя и старалась улыбаться, казалась очень испуганной. Но раз курфюрстина была довольна, девочка решила, что новость и вправду хорошая.

– Теперь ты будешь жить в Саксонии и поймешь, как хорошо иметь устроенный дом.

– Когда мы едем? – спросила Каролина.

– Ты очень нетерпелива, моя дорогая. Но когда ты будешь жить в Дрездене, мы должны чаще видеть тебя. Мы будем друг друга навещать.

– Тогда, – воскликнула Каролина, – я рада, что мы переезжаем в Дрезден.

София Шарлотта над головой девочки улыбнулась подруге.

«Как бы я хотела, – подумала Элеонора, – чувствовать себя такой же счастливой».

Стороны договорились, что свадьба должна состояться в Лейпциге, и ни Бранденбурги, ни министры Иоганна Георга не видели причины откладывать ее. Только жених и невеста старались оттянуть день бракосочетания.

Обоих мучили плохие предчувствия. Элеонора, вернувшаяся в Ансбах, чтобы приготовиться к свадьбе, дни и ночи проводила на коленях, молясь о чуде. Она мечтала о том, чтобы оно вдруг произошло и необходимость в этом браке отпала. Беспомощная перед лицом будущего, она настойчиво пыталась убедить себя: мол, все, что ни делается, к лучшему и союзы, устроенные так же, как этот, часто становятся вполне успешными.

В Дрездене у Иоганна Георга не было подобных иллюзий. Чем больше он думал о браке с Элеонорой, тем больше проклинал эту идею. Он уже начинал ненавидеть женщину, которую министры выбрали для него.

А министры полагали, что в ожидании дня свадьбы ему не следует встречаться со своей любовницей. Такие встречи невозможно удержать в секрете, и они отнюдь не свидетельствуют о хорошем тоне. Если слухи о том, что будущий муж проводит ночи с любовницей, дойдут до выбранной невесты, она в конце концов может отказаться от брака.

Этот довод вызвал у Иоганна Георга взрыв громоподобного смеха.

– Тогда, ради спасения души, скажите ей, где я провожу дни и ночи.

– Ваше Высочество, это несерьезно.

– Наплевать! Наплевать! – кричал он.

Но курфюрст Саксонии не рискнул противостоять своим министрам. Слишком шатка была его позиция, что еще больше бесило этого неистового человека. С одной стороны его изводили министры, с другой – письма Магдалины. Иоганн Георг бушевал, и с приближением свадьбы его ярость нарастала.

– Не хочу ехать на свадьбу! – по сто раз в день объявлял он.

Но министры уверяли его, что он должен заключить этот союз.

Каждый день ему украдкой доставляли письма Магдалины. Он предал ее, писала любовница. Он обещал жениться на ней. Он лишил ее целомудрия… и тому подобное.

Иоганн Георг смеялся, читая такие слова, потому что знал: все написано ее матерью. Магдалина слишком ленива, чтобы писать письма. Ей надо только одно – заниматься любовью. «Похвальное желание, дорогая», – восхищенно говорил он и хотел, чтобы она была с ним. И пусть себе повторяет фразы, которым научила ее мать. Его совершенно не волновало, берет старуха взятки у австрияков или нет. Магдалина с ее копной черных волос, с гибким, как ива, и самым сладострастным в мире телом стоила дороже. Разве можно ее сравнить со светловолосыми немецкими женщинами, которых он знал раньше! Магдалина – это настоящее животное, ее не интересует политика, не интересует ничто, кроме чувственных наслаждений.