Адриана Трижиани. Королева Великого времени
Часть первая 1924–1927
Глава первая
Сегодня мисс Стоддард придет для разговора с моими родителями. Она прислала письмо, где сообщила, что хочет обсудить вопрос дальнейшего обучения Неллы Кастеллуки. Письмо было очень официальное: напечатано на машинке, на нем стояли дата — 1 октября 1924 года — и подпись, а на самом верху красовалась золотая печать: «Департамент образования, штат Пенсильвания». Ничего подобного по почте к нам никогда не приходило — наши итальянские родственники шлют обычные, написанные от руки письма. Письмо и конверт от мисс Стоддард мама хранит в шкатулке с важными бумагами. Надеюсь, родители согласятся отправить меня в школу в Розето. В нашей школе в Делаболе можно закончить только семь классов, и я уже два года отсидела в седьмом, чтобы только не бросать учебу. Сегодня мисс Стоддард скажет моим родителям, что меня надо отправить в город. В нашей семье пятеро детей — все девочки, я третья, и меня никогда ни в чем не выделяли. С тех пор как пришло письмо, я совсем перестала спать. Если только родители позволят мне учиться в городе, у меня изменится вся жизнь. Мои старшие сестры — Ассунта и Елена — окончили по семь классов и остались на ферме. Работы здесь всегда много, поэтому не было и речи об их дальнейшем образовании. Я стою, прислонившись к старому вязу у ворот, и смотрю вверх: лучи вечернего солнца играют в листве и золотым дождем падают на землю. Наш дом на холме, выкрашенный в светло-серый цвет, кажется похожим на тучку, которая зачем-то спустилась на землю. Даже ручеек, бегущий у моих ног, выглядит волшебным: камешки под водой похожи на серебряные доллары. Как жаль, что это не настоящие монетки! Я бы собрала их и принесла маме, чтобы она купила себе все, что захочет. У нее была бы красивая посуда, мягкие ковры, сверкающие кольца — она этого заслуживает! Но всего этого у нас нет. Единственное украшение, какое есть у мамы, — это медальон, подаренный папой в день свадьбы. Папа смеется, когда я рассказываю ему о своих мечтах, но мне кажется, ему тоже жаль, что он не может подарить маме все эти красивые вещи. — Нелла! — кричит мама с крыльца. — Иди сюда! Она машет мне и возвращается в дом. Я аккуратно кладу закладку в книгу — это «Джейн Эйр», которую читаю уже в третий раз, — и бегу к дому. Наш дом никогда не будет таким красивым, как городские дома с их уютными садиками. Розето находится всего в четырех километрах от нас, но для меня он как будто на краю света. Когда трамваи не ходят, мы отправляемся туда пешком. Папа знает, что мне нравится ездить в город, хотя бы для того, чтобы просто посмотреть на дома. Розето расположен на холме, и здания стоят очень близко друг к другу, чуть не стена к стене. Когда смотришь вдоль главной улицы, Гарибальди-авеню, и видишь сменяющие друг друга фасады, одни — красные, кирпичные, другие — обшитые белыми досками, третьи — сложенные из серого плитняка, то кажется, что она застроена пряничными домиками. Перед каждым домом разбит палисадник. Сине-зеленый камень окаймляет дорожки к парадным дверям. В Розето все кажется сказочным: от длинных ветвей фиговых деревьев до виноградников, усыпанных белыми цветами весной и увешанных ароматными гроздьями летом. И даже история о том, как появился Розето, похожа на сказку. Папа помнит то время, когда на месте Розето был лагерь итальянских эмигрантов, которые приехали работать в каменоломнях. Это были апулейцы, и они не смогли найти работу ни в Нью-Йорке, ни в Нью-Джерси из-за того, что тамошние итальянцы не понимали их диалект. Один из папиных друзей увидел в газете объявление: в Пенсильвании требуются шахтеры. Они сели на поезд и поехали в Бангор, находившийся в ста сорока километрах от Нью-Йорка. |
