Я всегда помнила, как Альберт желал, чтобы при дворе бывали писатели; он думал, что их общество гораздо интереснее, чем общество тех, кто обычно составлял наше окружение. Я была против, опасаясь, что разговоры будут идти о таких высоких материях, что мне будет трудно принимать в них участие. Так, по глупости, я лишила Альберта удовольствия. Теперь я решила пригласить некоторых писателей ко двору. Меня не столько интересовали книги, сколько написавшие их люди, а уверенность Альберта, что это люди выдающиеся, побудила меня осуществить то, к чему я не была склонна при его жизни.

Разумеется, я всегда восхищалась Теннисоном. Его поэма «In Memoriam» принесла мне большое утешение, и я написала ему об этом. Он бывал у меня в Осборне и в Виндзоре. Это был обворожительный человек, с которым было очень легко разговаривать.

Я прочла «Мельницу на Флоссе» Джорджа Элиота, но особенно я увлекалась романами Диккенса. Я пригласила его в Букингемский дворец, где имела с ним очень интересную беседу, вновь упрекая себя за то, что отвергла предложение Альберта приглашать подобных людей ко двору. Они очень отличались от тех, кого я обычно встречала. Они высказывали много очень интересных мыслей. Я не уверена, что желала бы продолжительного общения с ними, но, прочитав их книги, было любопытно встретиться с ними и узнать в какой-то степени, что они собой представляли.

Я погружалась в мир, созданный Диккенсом, такой отличный от того, в котором я жила. Я просила Диккенса прислать мне его книги с автографами. Он был очень доволен моим приглашением. Со слезами на глазах мы говорили с ним о малютке Нелл. Он был одним из сердечных, глубоко чувствующих людей, к которым я сразу же располагалась.

Я подарила ему «Страницы из дневника», и он попросил меня надписать книгу для него. «От смиренного автора величайшему», — написала я.

Примерно в это время разразился скандал с делом Мордонтов. Альберт и я всегда опасались, что с Берти будут осложнения, и, к великому моему сожалению, мы оказались правы!

Я всегда знала, что Берти вел то, что называют «двойной жизнью». Это было очень дурно. У него была добродетельная жена, любимая народом, признанная одной из самых красивых женщин в Англии; у него было четверо прелестных детей; казалось, у него было все. И все же он оказался замешанным в скандале, и каком скандале!

Я знала, бурная ночная жизнь, актрисы, карточная игра — все это рано или поздно должно было кончиться катастрофой.

Но это было ужасно. Я была потрясена. «Возникло некое неприятное осложнение», — писал мне Берти. Он был вызвана суд. В суд! Принц Уэльский! Я никогда не слышала ничего подобного.

Я послала за ним немедленно. Он объяснил мне, что сэр Чарльз Мордонт начал дело о разводе со своей женой, и у него были письма, написанные ей Берти, и в результате Берти получил повестку — его вызывали в суд.

— Расскажи мне все откровенно, — сказала я.

Он был явно озабочен. Бедная Александра! Я пыталась представить себя на ее месте, но с Альбертом это было невозможно!

— Я невиновен, — сказал Берти. Я была не в состоянии скрыть недоверие.

— Очень прискорбно, что ты выбираешь себе в друзья людей с сомнительной репутацией.

— Я повторяю, мама, я невиновен.

Я полагаю, что, когда в семье кому-то угрожает опасность, остальные приходят ему на помощь, даже и не будучи убеждены в его невиновности.