— Виктория не может не быть в трауре. Леопольд — ее дядя… ее любимый дядя.

Я никогда не видела королеву в состоянии, настолько близком к раздражению. Лицо ее приняло выражение покорности.

— Ну что же, — сказала она, встала и тотчас же уехала.

— Какая бесчувственность! — воскликнула мама после ухода тети Аделаиды. — У некоторых людей нет никакого чувства к семье.

— Я думаю, ей просто хотелось доставить мне удовольствие.

— Ей следовало знать, что сейчас не время для танцев, и, если у тебя есть вообще какие-то чувства, ты никак не можешь этого желать.

Я молчала — наверно, угрюмо. Я не понимала, какая польза для ребенка дяди Леопольда в том, что я останусь дома в мой день рождения. На следующий день тетя Аделаида написала маме, что, к сожалению, бала не будет, но она непременно заедет в Кенсингтонский дворец утром поздравить меня от себя и от короля.

Тогда мама совершила чудовищный поступок. Она послала королеве записку, где говорилось, что, поскольку она в трауре — и принцесса тоже, — она не принимает посетителей. Я была в ужасе. Я не могла не рассказать об этом Лецен.

— Как мама смеет писать королеве, что она не принимает! Не принимает! Можно подумать, что она сама королева. О Лецен, мне так стыдно! Лецен покачала головой, но маму защищать не стала.

Однако мой день рождения не был таким печальным, как я ожидала. Я получила письмо от Феодоры, приведшее меня в восторг: она писала, что приезжает повидаться с нами.

Феодора была счастливой матерью четверых детей — Карла, Элизы, маленького Германа и еще одного крошки, которого назвали Виктор. Хотя мы регулярно переписывались, я не видела свою милую сестру шесть лет, и надежда поговорить с ней была так приятна, что сделала мой день рождения счастливым днем. Феодора предупреждала, что я найду в ней большую перемену. Что ж, я полагаю, как и она во мне! Я пыталась вспомнить, какой я была в девять лет. Я легко могла представить себе Феодору, какой она была в день свадьбы. Она всегда была хорошенькая — мне такой не быть.

Даже мама была в восторге, что увидит Феодору. Она суетилась, отдавая приказания и готовясь к их приезду. Она все время говорила о дорогих малютках и забыла на время о своей важности и затянувшейся кончине дяди Уильяма.

Они прибыли в чудесный июньский день. Я бросилась к ним, но мама остановила меня, положив мне руку на плечо, и сама выступила вперед поцеловать Феодору. Потом настала моя очередь.

— Милая, милая Викки!

— Моя любимая Феодора!

— Как ты выросла!

И она тоже. Она уже не была воздушным созданием, каким она покинула Англию. Она была довольно полная, но по-прежнему красивая, и любовь к ней переполняла мое сердце. Я взяла ее под руку, мама нежно обняла ее. Мама выглядела по-настоящему счастливой. Она любила Феодору, хотя той и не была предназначена корона. Мне понравился ее муж граф Гогенлое-Лангенбург, а дети были просто очаровательны. Они называли меня тетя Виктория. Странно было называться тетей, но и это мне понравилось.

Программа визита Феодоры включала посещение Виндзора. Я думаю, мама охотно бы отказалась, но Феодора и Эрнст приняли приглашение, так что мама ничего не могла поделать.

В первый день мы должны были ехать в оперу. Феодора сказала, что она устала, и мама, поглядев на нее, с нежностью сказала:

— Ты должна лечь, дорогая, у тебя был тяжелый день, и я не хочу, чтобы ты переутомлялась.

— Ложись, Феодора! — воскликнула я. — Я посижу с тобой, и мы поговорим, пока ты не уснешь.

— Нет, — твердо заявила мама. — Ты поедешь в оперу.

И я поехала, хотя охотнее осталась бы с Феодорой. Но опера мне понравилась.