– Это Летиция Ноллис, ваша двоюродная сестра. Дочь вашей тети Марии Болейн. Присмотритесь к ней внимательнее, Елизавета!
– Пожалуй, я самостоятельно донесу слово Божье до часовни, – сказала я фрейлине, забирая из ее рук молитвослов. Роджер хмыкнул за спиной, Летиция взглянула с изумлением, Уильям кашлянул, затем погладил бороду. Что я такого сказала? Кажется, надо быть поосторожнее с шуточками, а лучше и вовсе молчать.
И мы пошли. Сначала через анфиладу гостиных и приемных, вызывая массовый падеж придворных. Мужчины, как один, склонялись передо мной, становясь на колено, дамы приседали в глубоком реверансе. По подсказке, пришедшей изнутри, я поднимала некоторых, особо ретивых, движением руки. Со всех сторон доносился шепот: «Королева! Королева жива!» Кто бы сомневался! Некоторым даже удалось коснуться длинного шлейфа моего белого платья, который поддерживала маркиза… Черт, забыла ее имя!
Мы шли. К процессии присоединялось все больше и больше народу. Теперь ее возглавляли бароны, графы, рыцари ордена Подвязки, в именах которых, услужливо подсказанных Роджером, я моментально потерялась. За ними выступал Хранитель большой печати – хоть его запомнила! – сэр Николас Бэкон. Подле него – двое служителей. Первый нес королевский скипетр, второй – державный меч в красных ножнах, украшенных королевскими лилиями. Эти вещи я смутно помнила еще с коронации. Затем шествовали мы с Роджером, нашептывающим мне в одно ухо имена, и Уильямом, порывавшимся нашептать во второе о государственных проблемах. Последнего я отгоняла, как назойливую муху, но улетать он не собирался. По обеим сторонам нашей процессии с хвостом из фрейлин и придворных дам выступали гвардейцы с позолоченными секирами. Вот и сходила тихонечко в церковь!
Затем, в одном из приемных покоев, я увидела его – темноволосого высокого мужчину, смуглым цветом лица походившего на испанца. На нем был костюм из светло-серого полотна, расшитый мелкими розочками и драгоценными камнями. Мужчина вовсе не показался смешным в немного нелепой средневековой одежде. Наоборот, выглядел элегантно и… мужественно. Да что такое! Он ловко склонился передо мной, но глаз не опускал, словно дожидаясь, когда мы встретимся взглядами. Встретились! Сердце застучало. Кажется, кровь прилила к щекам. Я чуть было не навернулась с каблуков, потому что по телу прокатилась горячая волна, вызвав всеобщую дезориентацию мыслей и чувств. Что со мной происходит? Знать не знаю этого человека! Видела однажды, когда он вынес меня на руках из королевской баржи.
Наконец я поняла, что это происходит не со мной, а с ней… Вернее, с чужим телом, что столь бурно реагировало на незнакомца. Кто он? Толкнула Роджера локтем – нечего увиливать от обязанностей!
– Роберт Дадли, друг вашего детства, – раздался тихий голос личного секретаря. – Елизавета, неужели вы забыли того, с кем были заключены в Тауэр?..
Я промолчала. Как можно забыть то, о чем никогда не помнила? Отвела глаза, прошествовала мимо Роберта, спиной чувствуя его взгляд, от которого по позвоночнику пробежала горячая поземка. Ну и пусть!..
Мы все шли и шли. Через коридоры, комнаты, залы, сквозь длинные галереи и переходы, в окна которых я видела заснеженный сад. Если не приведут обратно, заблужусь и буду вечно скитаться по дворцу призраком отца Гамлета! Не успела обдумать эту мысль, как увидела картину, занимающую весь потолок одного из парадных залов. На ней была нарисована семья: отец – грузный рыжеволосый мужчина в черной одежде, почти полностью скрываемой плащом из золотой ткани. Вид он имел суровый и решительный, в отличие от кроткой и задумчивой женщины в коричневом платье. В ее темных волосах было что-то наподобие русского кокошника, расшитого жемчугом. Подле них – трое детей. Старшая девочка, вернее, уже девушка – темноволосая, с серьезным лицом и поджатыми тонкими губами. |