Лекарь, видно, опять струхнул, даром что с виду — крепостная башня. Впрочем, и винить его грешно — это граф со слугой в захолустье жили и горя не знали, а он тут лет уж тридцать, знает, чего бояться…

— Вы, братцы равноправные гвардейцы, языки-то придержали бы, — сказал лекарь и клинок от груди отвел. — Я не потому лечить отказываюсь, что у меня норов, а потому, что против этой хворобы другие лекарства нужны. Видите, сопротивляется девица лечению? Испортили ее, вот что! Порчу на нее кто-то напустил! А ну, ведите меня к начальнику караульной службы! Пусть разберется, кто из посторонних здесь дня этак за два побывал!

— Испортили? Так это свои и испортили! — рявкнул гвардеец. — Девчонка первая вышивальщица, позавидовала какая-то дура! Стой где стоишь! А ты, Никлас, бегом за капралом! Обыск у девчонок делать надо! Давно пора! Я знаю, как они порчу напускают, моей сестре как-то напустили! Это и пояса с заговоренными узлами нужны, и горшки с дохлыми жабами, и прочий ихний ведьмовской приклад! Живо!

Стоит гвардеец, клинок лекарю в живот уставил, другой тоже руку на эфес положил, а третий выскочил и вниз по лестнице понесся. Слышно пробежал по мастерской и поднялся там переполох! Ну, кто из девиц обыску радоваться будет?

— Вот так-то, слуги мои, — обратился лекарь к графу молодому и Жилло. — Не думали не гадали, а прямо в змеиное гнездо попали. Того гляди, заставят и нас тут ведьм ловить…

И глазами указывает графу со слугой на тех двух жутких старушенций, которые больную караулить приставлены. И впрямь — как есть ведьмы. Даже клыки желтые — и те имеются. Однако двум балбесам, молодому графу и слуге, не до шуток. Не думали, что проказа так несуразно завершится.

Посмотрел Жилло с надеждой на своего графа — а тот растерялся и приказать ничего путного не может. Да и немудрено — графу-то двадцать лет, что он, кроме родительского замка и умных книжек, видел? Решил Жилло вмешаться — себя и господина спасти.

— Может, нам ваши тайные снадобья, господин лекарь, привезти? — спрашивает. — Раз уж эти не годятся? Все равно ведь вам тут оставаться, пока девицу не вылечите. Мы бы живенько! Мы бы нашли ларчик, который велено, а я и один бы его сюда доставил…

То есть, на что он лекарю намекал? На то, что хотел графа своего отсюда живым и невредимым вывести. Уйти, значит, с ним вдвоем, а вернуться уже одному.

— Парень дело говорит, — одобрил гвардеец. — Ты, умник, стой на месте, а ты, парень, держи…

И бляху свою именную, отцепив от поясного ремня, протянул.

— По моей бляхе тебя выпустят и впустят беспрепятственно. Смотри, потеряешь — насидишься в каземате… Пошел! Лети мухой! Да не оба, одного хватит.

Жилло графа подтолкнул — мол, хватайте бляху, ваша светлость, и давайте деру! Но тот окаменел. Лекарь ему мохнатыми бровями знаки делает без толку! И дождались все трое — гвардеец чуть не силком Жилло эту бляху в кулак вжал.

— Который ларчик-то принести, сударь? — жалобно спросил Жилло у лекаря.

— Малахитовый, что справа на каминной полке!

И показал лекарь слуге тайно здоровый кулак. Уж что этот кулак означал — Жилло так никогда и не узнал, да, правду сказать, и не пытался.

Пошел Жилло вниз по лестнице и слышит — наверху гвардеец к окну подошел и кому-то приказал его, Жилло, до лекарского дома и обратно в карете сопроводить. Делать нечего — придется возвращаться…

Идет Жилло через мастерскую — там ни души, все раскидано, а большая дверь в девичью спальню — нараспашку. На пяльцах огромных стоячих вышивки начатые, корзинки с клубками опрокинуты, цветные клубки разбежались по полу.