Она не отрывала взгляда от его губ. Сердце как сумасшедшее билось о ребра, руки дрожали, рискуя выронить бинт. Возможно, она чуть подалась вперед. Возможно, позволила себе легкий вздох. Но глаз она не закрывала до того самого момента, как его лицо приблизилось к ее лицу и губы коснулись ее губ.

Его прикосновение оказалось таким теплым, таким манящим. Шотландец излучал тепло, и Кейт оставалось лишь содрогаться от его близости. Его губы обожгли ее, словно наложили клеймо, и все тепло, скопившееся внутри, ринулось навстречу, в ответ, в благодарность. Дрожь, зародившаяся в губах, постепенно спускалась все ниже, пока не осела в чреслах. Кожа на плечах Росса была подобна бархату, обтягивающему нагретый мрамор. Когда Шотландец заключил Кейт в объятья, она сполна ощутила его недюжинную силу. Одной рукой он провел по шелку ее туники, задержавшись в районе талии, а потом устремившись к груди.

Кейт издала приглушенный стон — не то возражала, не то соглашалась. Росс прикасался к ней совсем иначе, чем Трилборн. В его руках ее плоть увеличивалась, разрасталась, заполняя ковш ладони целиком. Кейт погладила его по плечу, пробежала пальцами по шелковистым волосам — и явственно, едва ли не до боли ощутила его близость, его телесность.

Его хмельной поцелуй по вкусу напоминал выдержанное вино. Кейт вмиг опьянела; впуская в свой рот его немного шершавый язык, прижимаясь к его твердой как камень груди, слушая биение его сердца, она понимала, что не справится с пожаром, который разгорался у нее внутри. С легким недоумением она также отметила незнакомое прежде давление в бедро — пульсирующее, страстное, совсем не похожее на злобные тычки паха Трилборна.

Силы, которым леди Кэтрин вынуждена была подчиняться, были примитивными, звериными силами. Она и вообразить не могла, какую бурю эмоций вызовет этот тесный контакт. Теряя остатки самоконтроля, она едва не взвыла.

— О, девочка моя! — прошептал Росс, словно задавая вопрос.

Задумавшись над ответом, Кейт не почувствовала слабого сквозняка, прокравшегося в комнату через приоткрытую дверь, и не услышала тихих шагов, когда кто-то, обутый в войлочные тапки, остановился совсем рядом.

— Святые угодники!

Гвинн. Это была Гвинн.

Кейт вскрикнула от неожиданности. Наваждение тотчас развеялось, но она не сразу сообразила, что нужно делать. Вырвавшись из объятий Росса, она попятилась, поправляя вновь сбившуюся вуаль.

— Вот… вот ты где, Гвинн! — неестественным голосом воскликнула девушка. — Этот джентльмен был ранен в бою, и ему потребовалась медицинская помощь.

— Да, госпожа, я вижу, — процедила служанка, упершись руками в бока. — И вы поспешили ему ее оказать.

Кейт вскинула бровь, пытаясь восстановить свой авторитет.

— Тебя же тут не было! А ему… ему нужно чем-то укутаться, у него вся рубашка разорвана и окровавлена, сама видишь. Негоже ведь ему сидеть тут нагому! Сходи, поищи какую-нибудь одежду.

— Где я должна ее искать?

— У меня в покоях, — ответил ей Росс. — Даю вам разрешение перерыть все мои вещи и принести сюда то, что вы сочтете нужным.

Если его и огорчил тот факт, что его застали в покоях у дамы почти обнаженным, то виду он не подал. Стыд, кажется, был ему неведом: возможно, он привык к подобным происшествиям; возможно, мнение какой-то служанки его не занимало.

Кейт же подобного оптимизма позволить себе не могла: Гвинн прислуживала ее матери со дня свадьбы, а после нянчила и ее, и сестер. Когда их мать скончалась, Гвинн фактически заменила ее. Она выхаживала их от сотен болезней и душевных расстройств, защищала от гнева отчима и сводного брата, пока те не умерли, делила с девочками радости и горести. Она была им родным человеком, членом их семьи.

— Прошу тебя, Гвинн! — взмолилась Кейт.