Он сдвинул брови и задумчиво смотрел в прелестное лицо; оно было залито слезами, но при этом ничуть не утратило своего очарования. Жена напоминала ему сейчас легендарную волшебницу-королеву, которая взяла в свою ладью умирающего Артура, чтобы сопровождать его на остров Авалон . Черное траурное платье лишь подчеркивало красоту Крессиды. Да, она обладала редким свойством — ее веки не опухали от слез и не краснели, как у других женщин.

На мгновение у него замерло сердце. Он желал ее так, как никогда еще не желал женщины ранее, и если бы они… это убедило бы его, что он действительно жив… И все-таки нет, сейчас не время. Она бы ответила на его чувство, она не менее чем он сам, нуждается в утешении, но взять ее сейчас, когда она не понимает толком, что делает, было бы бесчестно.

— Да, я любил Элинор, — проговорил он ласково, — и в моем сердце всегда останется для нее место, но, дорогая, ее уже нет. Никому не дано жить с тем, кто умер. Она была красивая, нежная, и я любил ее, но вы — моя жена. После когда-нибудь я докажу вам, что мое сердце не закрыто для любви. А теперь вам нужно время, чтобы прийти в себя. Позвольте мне проводить вас в вашу комнату. Думаю, ваша служанка, Алиса, теперь уже там. Вы должны постараться уснуть, и хотя утром мы все еще будем печальны, потому что потеряли обоим нам дорогого друга, тем не менее, смиримся с Божьей волей и возрадуемся тому, что королева более не страдает.

У дверей в комнату Крессиды он наклонился и поцеловал ее снова. Но ту охватило вдруг острое чувство обиды, так что она даже чуть ли не оттолкнула его с ожесточением. Мартин ее муж. И его место сегодня — здесь, в ее комнате, его долг сейчас — утешить ее!

Крессида нисколько не поверила словам Мартина, что любовь к Элинор для него уже прошлое. Она все еще здесь, между ними, этот милый призрак… та, кто более чем Крессида, достойна была разделить с ним ложе. Но тут же ей стало совестно за себя.

Ведь у него горе. И он не в состоянии сейчас думать о чем бы то ни было, кроме долга быть опорой для своего сюзерена в трудное для того время. Она присела в реверансе и скрылась за дверью.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Граф Рокситер недоверчиво смотрел на лорда Ловелла, правителя двора, который сидел напротив него в кресле возле ярко пылавшего камина зимней гостиной.

— Милорд, ваше предположение абсурдно. Я не могу поверить, что моя жена на это способна.

Лорд Ловелл неловко подвинулся в кресле.

— Послушай, Мартин, мне чертовски неприятно было являться к тебе со всей этой историей, но, взвесив все, как следует, приняв во внимание твое положение в Совете, я решил, что обязан поставить тебя в известность немедленно. Честно говоря, сомнений тут быть не может. Как говорит Дик Рэтклифф, ему рассказал это его грум, — парень слышал, как леди Рокситер говорила о намерении короля жениться на своей племяннице. Он прошел тогда мимо нее на площадке над рекой и обознаться не мог.

— О Господи! Король знает об этом?

Лорд Ловелл отвернулся и, глядя на огонь, сказал:

— Дик пошел к королю и потребовал ответа.

— Что?!

— Ты знаешь Дика. Олицетворение прямодушного йоркширского рыцаря. Он искренне любит Ричарда, но, как все мы, королеву, можно сказать, боготворил. Он прямо объявил Ричарду, что если это так, то преданные делу короля северяне отойдут от него.

Мартин с трудом перевел дух.

— Ты был при этом?

— К счастью… или к несчастью — это уж как посмотреть, — да.

— И… и что король?

— Как и ты, сперва был ошеломлен. О Господи, Мартин, ведь он еще не оправился от своей потери. Он просто сидел и молча смотрел на Рэтклиффа.