Изменить размер шрифта - +
Я наблюдала из окон своей комнаты, как выгружали многочисленные тюки во дворе замка.

Наверное, в десять лет я была еще слишком наивной и доверчивой. Потому что еще надеялась на людское благородство и порядочность. В храме, перед обрядом, я подошла к королю Кальмии, стоящему на возвышении, и произнесла торжественно:

– Ваше величество! Я вас очень прошу, откажитесь от свадьбы с моей сестрой.

Я думала, что если все объясню мужчине, то он откажется жениться, ведь он ни разу не видел Виолы, только ее портрет. Значит, ему все равно, кто будет его женой. Он же взрослый, умный, опытный. Он – король!

Все вокруг впали в ступор. Ко мне бросилась мама, но я отскочила в сторону и торопливо зачастила, умоляюще протягивая руки:

– Виола не любит вас, и вы ее не любите. Найдите себе другую жену, по возрасту. Ей всего четырнадцать. Ваше величество, пожалуйста, откажитесь от свадьбы!

Лицо короля перекосило. Он и так был некрасивым, грузным, обрюзгшим, с двойным подбородком и толстыми щеками, а после моих слов и вовсе стал похож на раздувшуюся жабу.

– Извините ее, ваше величество, – мама больно схватила меня за руку и задвинула себе за спину, – Лия еще ребенок и очень впечатлительна. Она не хотела вас оскорбить.

– Ее нужно выпороть кнутом, – рявкнул король, скривившись, – я могу сам заняться этим, если у вас некому.

Мама тащила меня за собой, пытаясь исчезнуть с его глаз, затеряться среди гостей, а я с ужасом понимала, что сделала еще хуже. Виоле придется ответить за мои слова.

У меня в первый и последний раз в жизни случилась истерика. Я кричала, что ненавижу родителей, ненавижу своего жениха, что лучше спрыгну с башни, чем выйду замуж за Куртана. На три месяца меня посадили на хлеб и воду. Не разрешали выходить из комнаты, приставили служанок, скорее тюремщиц, и Фенистру, которая с большим удовольствием учила меня этикету, иногда не совсем приемлемыми в аристократическом обществе методами.

Виола, уезжая в Кальмию, забрала с собой не только мое сердце, но и нашу общую няню, последнего доброго человека в моем окружении.

После того, как я вышла из заточения, я стала послушной и тихой. Со всем соглашалась, никому не перечила, встречала язвительные уколы и кровавые развлечения своего жениха с ледяным спокойствием и невозмутимостью. И стала еще более яростно учить этикет. Оказывается, он очень полезен. Полезнее географии, математики, истории. Потому что этикет – это броня, неприступная и непробиваемая. Под ней можно спрятать все что угодно – боль, ненависть, тоску, печаль. И никто ничего не заметит.

– Ледышка! Замороженная рыба! Уродливая уродина! – обзывал меня Куртан, не зная, как вывести на эмоции и слезы. Даже после того, как он подставил подножку и я упала, больно ударившись локтем, ни одной слезинки не выкатилось из глаз. Я медленно встала, расправила платье и произнесла степенно:

– Ваше высочество. Вам нужно взять несколько уроков по литературе. Словосочетание «уродливая уродина» – это тавтология. Оно не применимо в обществе.

Все время я просиживала в библиотеке, чтобы чужими словами наполнить голову до отказа, чтобы не думать, не вспоминать глаза Виолы, когда она прощалась со мной.

И была безумно счастлива, что ко мне посватался король Альтеи. Даже больше, чем папа. Кто угодно лучше, чем глупый вредный мальчишка, оскорблявший меня, щипавший фрейлин за мягкие места и отправлявший в полет с высоких этажей кошек и собак, чтобы посмотреть на кровавые кляксы внизу на каменных плитах, которые они оставляли.

Куртана они завораживали.

 

Глава 3

 

Альтея была огромной страной и занимала почти половину континента. Остальные страны, поменьше, ютились по краям, на востоке и западе. А наше королевство и вовсе на севере в неприступных горах, среди таких же отщепенцев.

Быстрый переход