Марий пытался продолжать игру, дожив до преклонного возраста. Сулла, выиграв ее, вдруг решил удалиться от дел. А это признак политического слабоумия. Мы же подходим к последним раундам великой munera sine missione, Деций. Из нее выйдет только один победитель.
— Прошу прощения, но я должен заметить, что таковым никогда не станет женщина.
Она разразилась мелодичным смехом.
— О, Деций, какой же ты ребенок! Мужчины и женщины играют разные роли в этой игре. Ты меня не увидишь в блестящих доспехах во главе легиона. Но когда она закончится, я буду сидеть на троне рядом с победителем.
Я уж было подумал, что она тронулась рассудком, хотя не исключено, что именно так и было. Клавдии были сумасшедшими по определению, но подобное состояние ума было свойственно не только им. Как я уже говорил, безумием страдала добрая половина моего поколения. Я сам не мог похвастаться, что обладал невосприимчивостью к этой болезни. Возможно, Клавдия была своего рода порождением времени.
— Если ты проиграешь в этой игре, тебе придется проститься с жизнью.
Она пожала плечами.
— Что это была бы за игра, если бы ставки не были так высоки?
— Иногда, — заметили, — трудно проследить за движением фишек по доске. Бывает так, что те, которые, как тебе кажется, вышли из игры, появляются на ней вновь.
В первый раз за все время самообладание ей изменило. Поначалу ей казалось, что она знает ответы на все вопросы. Но на этот раз, по всей очевидности, вышло иначе.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась она. — Ты несешь чушь.
Я достал амулет с изображением верблюжьей головы и, держа его на ленточке, протянул его ей.
— Так это была ты, Клавдия. Сначала я подозревал твоего братца. Потом Помпея с Крассом. Но как выяснилось, убийство Парамеда из Антиохии — твоя работа. Кроме того, ты приказала убрать Синистра и Сергия Павла. Все они жили в моем районе.
Лицо ее побелело, а губы задрожали. Но не от страха, который, как мне кажется, она была не способна испытывать, а от ярости.
— Я тебе еще не все сказала…
Она решительно заставила себя замолчать на половине фразы.
— Вот что я тебе скажу, Клавдия. Есть определенные правила, которые нужно соблюдать, чтобы успешно осуществить тайный заговор, — продолжал я. — Первое: никогда не оставляй письменных улик. Второе: никогда не поручай подчиненным от них избавляться. Они обязательно что-нибудь утаят, дабы потом можно было подвергнуть тебя шантажу.
Взяв себя в руки, она произнесла:
— У тебя против меня ничего нет. Все, что ты говоришь, ничего не значит.
— Но я так не думаю. Я могу привести тебя в суд, предъявить этот маленький амулет судьям и убедить их, что убийство совершила ты. Кроме того, мне известно, что ты виновна в государственной измене. Хотя, как меня уверил специалист по этим вопросам, доказать это практически невозможно. Во всяком случае, пока. Поэтому ты, возможно, избежишь участи быть сброшенной с Тарпейской скалы. Учитывая твое благородное происхождение и влияние твоей семьи, а также то, что нынешний и один из будущих консулов являются участниками заговора наряду с тобой, вероятно, тебе удастся отделаться более легким наказанием, скажем, изгнанием из страны. В любом случае, Рим для тебя, Клавдия, будет закрыт навсегда. И тогда придет конец твоей игре.
— У тебя ничего против меня нет, — повторила она, как видно исчерпав запас красноречия.
— Самое удивительное заключается в том, что я, вероятно, никогда бы не стал изучать эту вещицу. Забрав ее из дома покойного Парамеда, скорее всего, даже не взглянул бы на нее. Что примечательного может быть в бронзовом амулете? А заинтересовался я им только потому, что ты выкрала его из моей комнаты, предварительно ударив меня чем-то по голове. |