С одной стороны, этому способствовало вымирание в ходе гражданской войны старых римских семей, а с другой — их недостаточный интерес к продолжению рода.
Среди гостей я заметил круглолицего молодого человека. Судя по его одежде и особым образом выстриженной бороде, его вполне можно было принять за грека. Должно быть, это и был тот самый таинственный гость. С тех пор как Александр покорил азиатов, они настойчиво стремились походить на греков. Впрочем, едва в комнате появилась Клавдия, как я утратил всякий интерес к его персоне.
Я взял кубок с подноса, который проносил мимо меня раб, и собирался было завладеть вниманием хозяйки дома, когда очередной гость недвусмысленно дал мне понять, что желает со мной поговорить. Я чуть было не взорвался от негодования, с трудом подавив в себе этот порыв. Это был Квинт Курий, молодой сенатор, прославившийся своим до чрезвычайности распутным образом жизни. Молва приписывала ему все существующие в природе преступления, за исключением разве что предательства. Впрочем, возможно, оно также имело место еще до начала его головокружительной карьеры. После того как мы обменялись обычными приветствиями, он сказал:
— Странное сборище, не находишь?
С этим замечанием трудно было не согласиться.
— Взять хотя бы этого Цицерона, — продолжал он. — Как удалось этому ничтожеству, невесть откуда появившемуся в Риме, сделать себе имя в обществе?
— Между прочим, — заметил я, — он родом из Арпина.
Курий передернул плечами:
— Отродясь не слыхал ни про какой Арпин. Гай Юлий, разумеется, другое дело: хоть он и не римлянин, зато на вид хоть куда. Можно сказать, почти респектабелен. Что же до Луция Сергия Катилины, то за ним нужен глаз да глаз. А это что еще за пародия на грека? Не знаешь, часом, кто бы это мог быть?
Теперь настал мой черед пожать плечами:
— У восточных правителей нередко бывают учителя-греки. Очевидно, юный Клавдий оказал гостеприимство одному из них.
В этот миг я с облегчением заметил, что ко мне на помощь идет Клавдия.
— Курий, не позволишь ли мне похитить у тебя ненадолго Деция?
Она взяла меня за руку, а когда мы оказались на безопасном расстоянии от моего бывшего собеседника, добавила:
— Когда я увидела тебя рядом с этим типом, у тебя был такой несчастный вид, что я решила немедленно что-нибудь предпринять. Он ужасный зануда. Зачем только брат его пригласил?
— Кстати сказать, Курий тоже не в восторге от ваших гостей, — засмеялся я. — В частности, от Цицерона.
— А мне Цицерон весьма по душе. Прекрасный человек. И к тому же бесстрашный. К несчастью, он женат на такой противной женщине…
— Да, я об этом слыхал, — подтвердил я. — Хотя и не имел удовольствия быть с ней знаком.
— Хорошо бы нам всем избежать этой участи. А теперь пришло время познакомиться с нашим почетным гостем.
Мы подошли к молодому азиату, который, увидев нас, обернулся.
— Деций Цецилий Метелл, позволь представить тебе армянского царевича Тиграна.
Так вот, значит, кто он такой.
— Сын великого правителя Армении оказывает Риму большую честь своим присутствием.
— Я поражен великолепием вашего города, — произнес он с чистейшим греческим выговором.
Вряд ли Рим мог вызвать такой уж восторг у него, прибывшего из овеянного легендами Тигранакерта, новой резиденции отца. А если и так, то поразила его скорее не красота, а мощь.
— Единственное мое желание, — продолжал царевич, — придать моему визиту более официальный статус. Однако характер взаимоотношений между нашими странами, увы, пока не позволяет этого сделать. |