— Согласен.

В самом деле, она хорошо придумала. Я не имел ни малейшего желания вступать с ней в споры. И вообще пребывал в каком-то непонятном состоянии, как будто плыл по течению. Не испытывал никаких страстей, но в то же время был чрезвычайно, до сверхъестественности, восприимчив ко всему, что меня окружало. Очевидно, именно такое состояние ума, свободное от повседневных забот и страхов перед грядущими последствиями, философы-эпикурейцы находят наилучшим для получения удовольствия.

— Давай вырежем эту ночь из полотна нашей жизни и сохраним в нашей памяти навсегда, — произнес я.

— Прекрасно сказано! Я не могла бы выразить это лучше. Хрисис, покажи-ка нам свой маленький спектакль.

К этому времени я совершенно позабыл об этой девчонке и был слегка удивлен, обнаружив, что она наравне с нами сидит на подушке и потягивает из кубка вино. Любопытно все-таки, на каких правах эта особа обитает в доме Клавдии? Хрисис встала и вышла в соседнюю комнату, откуда тотчас вернулась с веревкой толщиной с мужской палец. Потом привязала ее к бронзовым кольцам, висящим на противоположных стенах на такой высоте, что, будучи довольно туго натянутой, она пересекала комнату примерно в четырех футах от пола.

— У Хрисис много разных талантов, — прошептала Клавдия, прислонившись ко мне так, что наши плечи соприкоснулись. — Кроме всего прочего, она была профессиональной акробаткой.

«Интересно, что подразумевается под „всем прочим“?» — подумал я. Но не успел найти ответа, как моим вниманием овладела Хрисис.

Всего одно движение руки — и платье девушки спустилось к ее босым ногам, не оставив на ней ничего, кроме набедренной повязки. Если бы не большие соски и округлости ягодиц, ее можно было бы принять за мальчика-подростка. Как ни странно, но ее фигура подействовала на меня возбуждающе. Почему — для меня по сей день остается загадкой, тем более что рядом со мною сидела женственная Клавдия. Тогда же я отнес это к действию редкого вина и, чтобы усугубить приятное ощущение, отхлебнул от него еще глоток.

Хрисис ловко запрыгнула на натянутый поперек комнаты канат. Низко присев и раскинув в стороны руки, она некоторое время пыталась поймать равновесие. Когда ей это удалось, она начала выпрямляться и, достигнув вертикального положения, осторожно поставила одну ногу впереди другой. Потом стала медленно изгибаться назад, пока ее волосы не коснулись веревки, а позвоночник не превратился в туго натянутый лук. Ее руки ухватились за канат, нижняя часть туловища была развернута круто вверх. В этот миг я подумал, что именно так должна выглядеть женщина, предлагающая свое тело богу. При всей своей необычности зрелище было весьма завораживающим.

В следующий миг ноги акробатки оторвались от веревки, и она осталась стоять на одних руках. В этом положении девушка, изгибаясь назад, стала опускать ноги до тех пор, пока ступни не сомкнулись с макушкой. Может показаться невероятным, но она не остановилась даже на этом! Ее ступни скользнули дальше, за уши, и повисли в дюйме или двух от каната. Теперь тело почти обрело форму кольца. Если бы я не видел подобное зрелище собственными глазами, никогда не поверил бы, что человеческий позвоночник обладает такой гибкостью.

— В этом положении она еще умеет играть на флейте, — прошептала Клавдия. — А пальцами ног — на арфе. Или стрелять из лука.

— Она и впрямь разносторонне развитая девочка, — пробормотал я в ответ.

В голову лезли всякие сладострастные образы. Интересно, думал я, какие еще возможности может предоставить это гуттаперчевое тело? Должно быть, мои мысли красноречиво запечатлелись на лице, во всяком случае, мне показалось, что Клавдия их прочла, ибо сказала:

— Немного позже мы, возможно, попросим Хрисис продемонстрировать свои прочие способности.