Работники не тратили времени даром, от фундамента осталось лишь несколько камней. Все остальное бесследно исчезло, в том числе и какой либо ключ к природе окна розы, который я надеялся там обнаружить. Стену, где окно размещалось более ста лет, снесли, а пол, куда витраж когда то отбрасывал свою тень, был разобран на части и покрыт щебнем, грязью и листьями.

Я стоял посреди всей этой разрухи и не сдерживал слез. Тессен совершил такой грех против Огмы, что не простится ему во веки веков. Он хранил тайну, чудовищную тайну... Кем же был мой наставник, хранителем окна розы или его слугой? Мысленно вернувшись в прошлое, я не отыскал там ни намека на то злое начало, которое витраж проявил сейчас.

В конце концов, слезы закончились, и я вернулся к своей лошади. Возможно, все это лишь одно из испытаний в служении Огме, но мне нужно было с толком вооружиться сведениями, чтобы противостоять такому серьезному вызову. За прошлый визит сюда я как раз узнал, где еще могли найтись нужные ответы. Я вывел коня обратно на дорогу и направил его к деревне неподалеку, в которой, как я слышал, жил Грил, и где тот построил новую временную церковь.

На дорогу к его дому ушли почти все силы, я кое как соскользнул из седла на землю и постучал в дверь. Никто не отозвался, и тогда я забарабанил сильнее.

– Мастер Грил! – позвал я.

И вновь тишина.

– Мастер Грил, это Хранитель Мудрости Джаон. – Я продолжал колотить в дверь, остановившись только для того, чтобы убедиться, что она заперта.

– Я должен спросить вас о витраже, который купил у вас! – Стук кулаком сопровождал каждое слово, как барабанный бой, вторящий ритуалам в южных джунглях.

– Мне нужно задать вам вопрос о Верховном Хранителе Мудрости Тессене! – полностью обессилев, я сполз по двери. – Ответьте мне, – простонал я, – скажите, чему мы на самом деле поклонялись в этом аббатстве.

Когда я направлял коня обратно в свой приход, то знал – кто то наблюдает за мной. Эти взгляды ни на миг не отрывались от меня, пока я колотил в дверь. И когда я, совершенно опустошенный, сидел на влажной земле перед домом Грила, а осенние листья кружили вокруг, как мои мертвые воспоминания или же всего лишь прекрасная ложь, кто то следил за мной. Ни один человек в этой деревне не откликнулся, когда я звал. Никто не открыл свою дверь, но я знал, что с меня не спускали глаз. Даже тогда.

Сколько же местных селян участвовало в таких гнусных обрядах перед окном розой, которые могут лишь смутно мелькать в моем воображении? Возможно ли, что эти ритуалы проходили даже тогда, когда я еще находился в старом аббатстве? Неужели я был настолько наивен? И, может... Нет, у меня уже не оставалось сил думать об этом – слишком тяжело и мучительно. И в моей собственной церкви еще оставались незавершенные дела, ради которых нужно было вернуться.

И к которым я как раз сейчас подхожу.

Я пишу это на следующий день после того, как поехал к руинам старого аббатства. Я до сих пор не спал и ничего не ел. Возвращаясь, я еще лелеял надежду, что чудесным образом застану Феслана здесь, и что тогда просто все не так понял. Но я не ошибся, и его здесь не оказалось. Я надел облачение своего ордена – белую рубаху и штаны, и кантлару – черный жилет, расшитый золотыми нитями. Эту кантлару сшила для меня моя бабушка, она тоже была хранительницей мудрости. Вдобавок я приготовил священный символ, вытащил посох, который держал возле двери на случай неожиданностей – палку, обитую железом и предназначенную для сражений, и собрался сделать свой ход, выступить против зла, которое сам же привез в свой приход.