По мнению Аза, это была «неделя бессмысленного кровопролития».

Риз с ним часто соглашался, однако признавал и правоту Кассиана, считавшего Кровавый ритуал жестоким, но действенным способом, который позволял «выпустить пар» и разрядить опасную напряженность. А напряженности в иллирианских общинах хватало. И лучше дать ей выплеснуться во время Кровавого ритуала, не то сам не заметишь, как она перерастет в гражданскую войну.

Иллирианцы были сильным, гордым и бесстрашным народом. Но миротворцами они не были.

Возможно, ему повезет, и Кровавый ритуал этого года снимет часть недовольства. Кассиан бы и сам принял в нем участие, положи оно конец раздорам.

Война с Сонным королевством дорого обошлась иллирианцам. Не хватало еще только воевать между собой. Особенно сейчас, когда вдоль границ Двора ночи во множестве собирался неведомо кто.

Чем ближе к Рамиелю, тем выше становилась гора – гигантский обломок камня, пронизывающий серые небеса. Одинокий, прекрасный, вечный.

Неудивительно, что первый правитель Двора ночи поместил силуэт горы на свой герб. И три звезды над ней. Звезды действительно появлялись над Рамиелем: раз в год, на короткое время. Тогда вершина горы обретала корону. С появлением звезд начинался Кровавый ритуал. Кассиан не знал, что́ появилось раньше: герб или Кровавый ритуал. Да и так ли это важно?

Подножие Рамиеля окаймлял свежий снег. Вокруг – хвойные леса и ущелья. Первозданная чистота. И никого. Ничто не говорило о кровопролитии, которое начнется здесь с приходом весны.

Гора становилась все выше и шире. Кассиан казался себе жуком, несомым ветром. Он повернул к южному склону, поднявшись достаточно высоко, чтобы на мгновение увидеть сияющий черный монолит на вершине.

Не знал Кассиан и о том, кто поставил этот камень. Если верить легендам, черный монолит появился задолго до создания Двора ночи, раньше, чем предки иллирианцев перебрались сюда из Мирмидонских гор, не говоря уже о появлении смертных. Снег покрывал подножия и склоны Рамиеля, однако на черный монолит не упало ни снежинки.

Кассиана охватило возбуждение. Странное, словно его жилы наполнились льдом, и довольно приятное.

Редко кто из участников Кровавого ритуала добирался до монолита. За пятьсот лет их было чуть больше дюжины: тех, кто не только достиг вершины горы, но и не погиб во время восхождения. Неделя, проведенная почти без сна, ибо на тебя могли напасть. Неделя, когда ты постоянно идешь или бежишь, ищешь пищу и делаешь оружие из палок и каменных обломков. Все это предельно выматывало, и подъем на вершину Рамиеля представлялся кошмаром, перед которым меркли недавно пережитые ужасы. Это было настоящим испытанием воли и мужества. Подниматься, когда у тебя не осталось ни капли сил, когда тело умоляет остановиться… Многих, очень многих сломил этот подъем.

Но когда Кассиан коснулся поверхности оникса и ощутил прилив древней силы, когда через мгновение она перенесла его в лагерь Девлона… Ощущение, стоившее всех тягот и опасностей.

Кассиан склонил голову, приветствуя Рамиель и черный монолит на вершине, а затем, поймав другой поток быстрого ветра, полетел к югу.

Он летел около часа. На горизонте появилась еще одна знакомая вершина. Но – знакомая одному Кассиану. Сегодня ему отчаянно требовалось увидеть и почувствовать это место.

Когда-то здесь стоял большой лагерь, не уступавший лагерю Девлона. Когда-то здесь кипела жизнь… пока в одиноком шатре на окраине лагеря не родился Кассиан. Вся вина его юной матери заключалась в том, что она родила сына вне брака, чем навлекла позор на лагерь. Через несколько дней, не дав оправиться после родов, ее с ребенком вышвырнули из шатра. А через несколько лет у нее забрали ребенка, увезя его в лагерь Девлона.

Кассиан приземлился на ровной площадке. Снеговой покров был здесь глубже, чем в Гавани ветров.