Когда в клетке было холодно и решетки покрывались инеем, она возводила в своем сознании огромный камин, в котором трещали поленья, комнату, увешанную гобеленами и кровать с мягкими пуховыми перинами, застеленную меховыми одеялами. И тогда порой к ней приходил ее король. Во время этих медитаций Изабель с отрешенным видом сидела, облокотившись на прутья клетки и скрестив ноги, – в самой удобной позе в ненавистной клетке.
Раз или два, когда приходили стражники или служанки, они видели ее спокойное бесстрастное лицо, исхудавшее, но такое прекрасное, и звали ее по имени, но когда она не отвечала, они понимали, что она вырвалась из их власти, и в страхе переглядывались, вспоминая, что эта женщина – колдунья.
Теперь она цеплялась за свой рассудок. Фантазии возвращались вновь и вновь, но она больше не могла управлять ими. Иногда она была в Данкерне, бродила по стенам над утесами, глядя на бурлящее море. Однажды она перегнулась через край и полетела, скользя над волнами, прежде чем погрузиться в зеленую пучину вод. Она проснулась, отряхиваясь и отплевываясь – струя дождевой воды, сбежавшая с травяной крыши чулана, вылилась ей на лицо. Только тогда она осознала, что спала. Это был первый сон, в котором она летала. С тех пор она часто становилась птицей, но всегда оказывалось, что крылья у нее подрезаны и лишены силы, мускулы ослабели, и она тщетно пыталась их напрячь. И тогда во сне глаза ее наполнялись слезами.
Снова и снова она видела себя бродящей по стенам замка – иногда в Берике, иногда в Данкерне, но замок был в развалинах, камни раскрошились, поросли плесенью и сорной травой. Иногда на ней были ее самые прекрасные наряды – шелка и бархат, платья, отделанные золотом и серебром, а порой на ней были странные шерстяные одеяния, окрашенные в ярко-пурпурный и ядовито-зеленый цвет; одетая в мужские штаны, она была коротко подстрижена. Нет, это была не она, а кто-то еще – другая женщина из неведомого мира, как две капли похожая на нее. Изабель всем своим существом тянулась к ней, и та женщина ей улыбалась. Их руки почти соприкасались, но через мгновение наплывал туман, скрывая ведение, и Изабель снова оставалась одна, плача от огорчения и разочарования, а затем видела насмешливые, любопытные лица толпы, которая все еще собиралась поглазеть на нее, и прятала слезы.
Скоро до нее дошла и другая новость. Однажды пришел комендант замка и остановился, глядя на нее, пока она, съежившись в клетке, смотрела в сторону английских холмов.
– Доброе утро, миледи. – Когда она резко оглянулась, встревоженная его внезапным появлением, то ее охватила безумная волна надежды. Он это заметил, и на миг на его лице промелькнула тень сочувствия. – У меня есть для вас вести, миледи, хотя, боюсь, что не те, которых вы ждете. – Ему стало не по себе и захотелось уйти. – Миледи, ваш муж умер. – Он неловко мялся, чувствуя, что следовало бы сказать больше, сообщить какие-то подробности, возможно, где и отчего, но сказать ему было нечего. Кроме короткого добавления, что граф Бакан умер в Англии.
Ее лицо побледнело от потрясения. Не было ни скорби, ни сожаления, только краткий шок и странное, противоречащее ее положению чувство, что отныне она свободна. Свободна!
Ее руки стиснули решетку, костяшки пальцев, когда она подтянулась ближе, побелели, и внезапно она начала истерически хохотать.
Кэтлин отвела взгляд.
– Прости, я стараюсь. Просто перед Рождеством это не так легко... – Она сделала глубокий вдох. Спокойно. Не напирай. Не допусти ошибки. Не показывай, как сильно ты ее ненавидишь... Она улыбнулась и встряхнула гривой волос. – Меня отвлекли репетиции. Ты знаешь, как это бывает. Подожди еще пару дней.
Нейл кивнул.
– Спасибо, Кэт. Мне будет очень жаль, если у тебя не получится.
– Мне тоже. – Она продолжала улыбаться. |