— Я никогда ее не слушала. Если она не распространялась о своем прекрасном муже или милом ребенке, то рассказывала о том, что унция сыра у этой торговки дешевле, чем у той, или как сэкономить пенни на буханке хлеба на определенном рынке в определенное время дня. — Актриса громко застонала. — Анна была такой домашней. Она просто не обладала душой актрисы.
— Но она пользовалась успехом, верно?
— Мужчины! — фыркнула Ребекка. — Им нравятся маленькие женщины. Они полагают, что если женщина ростом с ребенка, то и характер у нее такой же податливый.
— Она много флиртовала?
— Совсем не флиртовала. Но это тоже придает очарования, не так ли? Она была слишком, чересчур скромна и немногословна. Не совсем амплуа девственницы, но, возможно, амплуа Мадонны. Домашняя и недоступная.
— У нее было много поклонников?
— Настоящих или из толпы?
— И тех и других. — Элпью не понимала, какая между ними разница.
— Можно предположить, что настоящим поклонником был ее же муж. Что касается других, то у всех у нас они есть. Даже у мужчин и у толстых морщинистых старух, подвизающихся на ролях дуэний, ведьм и служанок.
— Мог ли один из этих фанатиков потерять самообладание, например?
Расхохотавшись, Ребекка вскочила со стула, на который было села.
— А кто из них вообще владеет собой? — Она выдвинула ящик большого секретера из резного дуба. — Вот некоторые из моих трофеев. — Она вытащила кипу писем, домашней вязки перчатки, шарфы, лоскуты надушенного шелка, куколок, коробочки с леденцами, безделушки. — И должна заметить, это подарки только этого сезона. Начиная с сентября. Добровольные подношения от восторженных поклонников театра, накопившиеся за полгода. В конце каждого сезона я их все выбрасываю.
Элпью в изумлении покопалась в ящике. Выбор, как в рыночной лавке.
— А чего эти люди хотят в ответ?
Ребекка взяла особенно отвратительную вязаную куклу.
— Прикоснуться ко мне, когда я прохожу мимо, надеясь, что я замечу их и удостою улыбки. С тех пор как король Вильгельм прекратил прикасаться к людям, избавляя их от золотухи, это, как видно, должны взять на себя актеры. Разница только в том, что фанатики больны не золотухой, а безумием.
Элпью вспомнила толпу у концертного зала — какой требовательной она была. И какой настойчивой.
— Высшее отличие — назвать их по имени. Я стараюсь никогда этого не делать. Но Анна Лукас, она помнила всех и каждого. — Ребекка моментально перевоплотилась. — «Добрый день, Мартин. Зачем ты снова пришел? Я уверена, ты видел эту пьесу уже три раза», «Джон, как это мило, большое спасибо за платок», «Сэм, как ты добр, конфеты были ТАКИИЕ вкусные». Отталкивающее зрелище.
— Мистер Сиббер раздает фанатикам леденцы.
— Сиббер — раболепствующий, пресмыкающийся, прилипчивый подхалим. Он заигрывает с актерами, с публикой, с управляющим, с фанатиками. Короче, обхаживает всех, за одним исключением.
— И каким же?
— Кроме своей жены, разумеется.
— А почему так?
— Потому что ее он уже завоевал. И теперь она никто. Когда-то она была актрисой. Он посчитал важным, чтобы один из них оставил сцену, дабы ухаживать за другим. Он держит ее дома и обращается как с помесью племенной кобылы и рабыни с сахарных плантаций.
— Сиббер вам не нравится?
— Он никому не нравится. Его собственный тесть даже не пришел на свадьбу. Чтобы мистер Сиббер не наложил лапу на его деньги, старик потратил их все — а состояние было немалое — на сооружение плавучего дворца развлечений на Темзе.
— «Причуду»? — Элпью знала данное заведение.
— Хотя большого значения это не имело. Сиббер — хитрый тип. |