Вслед за солдатами на ступенях ратуши показалась небольшая группа людей во главе с королем и королевой. Я разглядела и семилетнего мальчика, сына королевы, но, по словам Эдди Марча, не сына короля.

Они приостановились на широкой лестничной площадке, посмотрели вниз, на площадь, потом на здание собора прямо перед собой, а затем спустились к этому чудовищных размеров орудию на колесах. Украшенные плюмажами и покрытые пеной мулы все еще нетерпеливо перебирали копытами.

Внизу у самой лестницы людей почти не осталось, никого, кроме солдат, доставивших пушку, и никто меня не останавливал – я проскользнула через арку черного дерева, выведшую меня прямо к лавкам, и, пройдя мимо них, подошла к ратуше и поднялась на несколько ступенек, чтобы отчетливо видеть государей и даже слышать их разговор.

Оп‑ля! Есть! В верхней части проделанного мной отверстия треснула штукатурка, мне пришлось еще поскоблить со всех сторон, и большой кусок отвалился размером с кокосовый орех, а главное, теперь и камень задвигался чуть‑чуть, словно больной зуб во рту у великана. Будь у меня кирка, а не этот осколок кремня!..

Так где я остановилась? Ах да, на ступенях ратуши. Отсюда мне было прекрасно видно и короля с королевой, и всю их свиту – я стояла чуть в стороне и повыше. Королева Маргарита привлекла бы к себе внимание в любой толпе. Она была среднего женского роста, намного ниже большинства окружавших ее лордов и вельмож, но от нее словно нимб исходило сияние уверенности и власти. Тридцатилетняя женщина в расцвете красоты, ума и физических сил. Она стояла очень прямо, слегка закинув голову на длинной шее цвета слоновой кости, выставив вперед крепкий и вместе с тем изящный подбородок. Нос ее тоже достаточно изящен, но переносица изогнута, точно орлиный клюв. Небольшие голубые глаза полуприкрыты веками, однако ни на миг не утрачивают бдительности. Она устремляет взгляд прямо на того человека, с кем собирается говорить, и вынуждает его опустить глаза. Волосы убраны под бархатную шапочку, украшенную небольшой золотой короной. Пурпурное платье достаточно простого покроя отделано жемчугом и золотой нитью, матерчатые туфельки также расшиты золотом. Длинные руки, длинные пальцы, отягощенные множеством перстней, совершенно спокойны и неподвижны.

Король выглядит полной ее противоположностью. Он старше всего на десять лет, а кажется – будто вдвое. Высокий, тощий, в коричневой бархатной шапочке, в коричневом камвольном камзоле, неопрятном, в пятнах от пищи. У короля запавшие, воспаленные глаза, неуверенная походка. Губы тонкие и слишком красные не думаю, правда, чтобы он пользовался помадой. На нем лишь одно украшение или знак высокого сана – тяжелая золотая цепь, S‑образные звенья которой чередуются с квадратными (в квадратную оправу вделаны тусклые камни). На цепи висит богато украшенный самоцветами и жемчугом крест.

Король отличается обликом не только от своей жены, но и от вельмож. Лорды, точно павлины, соревнуются друг с другом нарядностью одежд, разрезами и фестончиками на своих камзолах, или более воинственными украшениями – доспехами с золотой насечкой, драгоценными кинжалами. Это фавориты королевы, те самые люди, против которых восстала партия Йорка; это они опустошили казну королевства и сундуки его подданных, разделили между собой земли короны, на доходы от которых прежде содержалось правительство.

– Смотрите, что привез нам милорд Бомонт, – восклицает королева. Голос у нее не слишком приятный, пронзительный, а подчас и визгливый. – Аррри, подойди поближе, взгляни на нее.

В ее речи отчетливо слышится французский акцент, хоть она вот уж пятнадцать лет как сделалась английской королевой. Вместо «Гарри» она выговаривает «Аррри».