Я двигалась быстро, хотя шиповник и цветущая куманика преграждали путь, и добралась до пруда раньше, чем всадник. Там я быстро избавилась от наряда Девы и золотой короны, так что, когда юноша верхом на мерине подъехал к берегу пруда, я уже ждала его там, сидя под ивой в том виде, в каком меня породила природа. Я сидела, подтянув колени, обхватив их руками и делая вид, что внимательно наблюдаю за изумрудными и аметистовыми бабочками, порхавшими и совокуплявшимися на дорожках из лотоса или водяных лилий эти цветы собирались вот‑вот распуститься, прорвав похожие на желудь бутоны.

– Вот черт! – буркнул он. – Пресвятая Матерь Божья!

«А он‑то с чего это взял?» – поразилась я, но тут же поняла, что восклицание лишь выражало его изумление, и он вовсе не принимал меня за Марию. Перебросив ногу через луку седла, парень соскочил на траву.

– Сейчас ты исчезнешь, верно? – спросил он. – Или превратишься в злобную старуху? Они всегда так делают в романах.

Разглядев его вблизи, я испытала разочарование. Мальчишке едва ли сравнялось четырнадцать лет, он был еще по‑щенячьи пухлым, волосы почти белые, на верхней губе легкий цыплячий пух.

– Кто они? – спросила я, не подымаясь, поглядывая на него через плечо.

– Обнаженные леди – они во что‑нибудь превращаются, когда к ним приближается странствующий рыцарь.

– А ты и есть странствующий рыцарь?

– Да нет, не рыцарь. Прежде чем тебя посвятят в рыцари, нужно совершить какой‑нибудь подвиг – в смысле, в романе, а на самом деле нужно иметь сорок монет в год и место в парламенте.

Его голос еще ломался – дурной признак. Короткая пауза. Я выпрямила ноги, откинулась на локтях, демонстрируя ему груди.

– Я не исчезну. И ни во что не превращусь. Я даже не укушу тебя – разве что любя. – Я тряхнула головой, радуясь вновь отросшим черным блестящим волосам. – Ты бы отогнал лошадь. Она всех слепней сюда соберет.

Парень посмотрел на меня, посмотрел на мерина тот мотал хвостом, судорожно моргая и пытаясь избавиться от паразитов.

– Пошли, Добс, – сказал он ему и повел его к другому краю лужайки. Там он привязал поводья к ольхе и пошел обратно, на ходу расстегивая камзол. Я поднялась на ноги помочь ему и заодно полностью предъявила ему себя.

– Это все по правде, да?

– Еще бы. – Я взялась за пряжку его ремня, с которого свисал меч.

– Меня зовут Джон Кумби из Эннесбери, – представился он. – А ты кто?

– Зови меня Ума.

Источник его будущих утех был еще не совсем развитый, длинный, но тонкий, сужавшийся к концу, но в его невинности было что‑то отрадное, свежее. Он уже поднялся и напрягся, и, конечно же, весь излился на меня, не успев как следует войти, однако, учитывая юный возраст, мальчик оказался не из стеснительных, так что со второго раза мне удалось добиться своего, и в третий раз тоже. Потом я предложила ему поплавать в пруду – ведь день был душный и жаркий, а мы оба были с ног до головы покрыты потом и семенем. Я встала у края воды, чувствуя жидкую грязь под ногами, как следует ополоснулась и принялась дразнить мальчика – дескать, он не сумеет доплыть до другого берега. План мой заключался в том, чтобы похитить его коня и одежду, пока он будет доказывать мне, как он силен и ловок. Я совершенно не предвидела того, что произошло на самом деле, я понятия не имела, насколько опасны такие заводи. Мальчик‑то вовсе не умел плавать, а я этого не поняла, он бултыхался вокруг меня, притворяясь, будто ныряет, и он был слишком молод, чтобы честно в этом признаться.