Он не собирался больше играть с ней в эту игру. Она видела его решимость, когда он высмеял ее признание в любви за день до этого… и последний гвоздь в гроб их отношений был вбит сейчас в саду.

Это был конец.

Джин тихо продолжала стоять на своем месте, пока он не кончил и ей пришлось сморгнуть слезы, как только его голова откинулась назад, шея напряглась, а тело сильно дергалось еще четыре раза. Неудивительно, но на его лице не было никаких признаков удовольствия, освобождении, судя по всему, освобождение получило только его тело.

Он по-прежнему оставался таким же мрачным, как и она, и в его затуманенных глазах засела пустота.

Женщина продолжала биться в спазмах, которые выглядели уродливо, и видно не были уловкой: милая девушка хотела произвести на него неизгладимое впечатление, с выражением страсти на лице, надеясь, что это станет началом чего-то серьезного, но позу и играть порнозвезды трудно сохранить, когда Самюэль Ти находился внутри тебя.

Джин отошла на шаг назад, потом еще, пока не уперлась спиной к холодной, влажной стене.

Она знала, что закончив, он быстро уйдет отсюда.

И он действительно так и сделал.

Спустя пару секунд щелкнул замок, дверь открылась, и Джин вжалась в стену, опустив глаза и не дыша.

— Хорошо, — Самуэль Ти отметил своеобразным тоном. — Мне понравилось.

— Ты не поможешь надеть мне платье?

— Ты сама можешь надеть его, — он уже выходил из комнаты. — Давай, нам лучше убираться отсюда.

— Постой! Подожди меня!

Послышалось хихиканье. Потом раздался звук цокающих каблучков, когда женщина бежала за ним, стараясь его догнать.

— Ты не возьмешь меня за руку? — спросила женщина.

— Конечно, с удовольствием.

Затем раздался чмокующий поцелуй, и звуки шагов, раздающиеся эхом, стали отдаляться.

Через некоторое время Джин вышла из тени. В винном погребе горел свет, это было совершенно не похоже на Самуэля Ти. Большинство не знало, что он был рабом своих навязчивых привычек — все должно быть в порядке. Несмотря на то, что он вел жизнь плейбоя, он был помешен на контроле, все вещи должны находится в определенном месте. Начиная от костюмов, которые он носил и хранил у себя в авто, от его юридической практики и фермы, от его спальни к кухне и ванной комнаты, он был мужчиной, контролирующем все, все должно находится на своих местах.

Она знала правду и видела, как он зацикливался на своих привычках, от которых время от времени, ей удавалось его увести.

Она так желала разделить с ним близость не один раз, что готова была рискнуть жизнью своего единственного ребенка…

Она поежилась. Но не от холодного воздуха и сырости.

А от непреодолимого чувства, что она действительно уничтожила все хорошее, у нее перехватило дыхание. Она прислонилась к стеклянной стене винного погреба и сползла на бетонный пол... и заплакала.

33.

Эдвард выслушал рассказ Лейна о финансах семьи, новость, что их мать признана недееспособной, и, наконец, подробности самоубийства Розалинды от болигола, он удивился сам себе... испытывая всего лишь праздное любопытство, но не более того.

Не потому, что ему было все равно.

Он всегда беспокоился о своих братьях и сестре, родственные связи не могли испариться, несмотря на то, что он пережил.

Но череда плохих новостей, были сродни взрывам, происходящим там, где-то далеко, озаряющим и грохочущим опять же где-то вдалеке, которые конечно же привлекли его внимание, но не на столько, чтобы заставить покинуть это кресло… в буквальном и фигуральном смысле слова.

— Поэтому мне нужна твоя помощь, — заключил Лэйн.

Эдвард поднял бутылку ко рту.