Ментесоуфис высвободился из объятий Нитокрис и вместе с Сендьи стремительно вышел. Нитокрис едва не лишилась сознания от разъяренных криков и диких воплей. Ужас охватил ее, сдавил горло, руки бессильно повисли. Она ощутила, что не увидит своего мужа никогда. Это окончательно и неизбежно.

Беспощадное солнце, до трещин иссушающее землю, нависло над глиняными хижинами на берегу Нила и опаляло террасы храма богини-львицы Сехмет. Казалось, ярость толпы нарастала по мере увеличения жары. Бронзовые ворота дворца распахнулись и чудовищный шум поглотил все. Нитокрис сжала обеими руками голову, чтобы ничего не слышать. Когда она отняла их, до нее уже доносился тяжелый ропот, похожий на шум отступающего моря. Но это не успокоило ее, а лишь подтвердило опасения.

Юная царица спокойно выслушала весть о том, что ее возлюбленный супруг был убит, как только покинул дворец и оказался перед разбушевавшейся толпой.

Видимо, в наказание за это преступление египтянам было ниспослано великое безмолвие, как будто бы страна желала впасть в забвение до тех пор, пока столь гнусное деяние, как убийство фараона, возлюбленного сына Ра, не поблекнет со временем. Нитокрис, которая восседала на троне единовластной и одинокой владычицей, тоже хранила молчание – неподвижный и недоступный идол, согбенный под бременем короны двух стран. Лишь ее глаза были живы – она прислушивалась к таинственным голосам своей души.

Величие, подобающее царице, скрывало отчаявшуюся женщину от внешнего мира. Нитокрис хорошо знала, что народ не ответствен за произошедшее и виновных следует искать выше. Она искала и постепенно, шаг за шагом, приблизилась к своей цели. Однажды ночью к ее ногам бросился молодой жрец из храма Ра, дабы облегчить свою совесть и поведать тайну, которую он подслушал.

Хотя эта тайна потрясла ее до глубины души, молодой жрец ничего не смог прочесть на ее неподвижном лице. После того как она пообещала не выдавать его, он ушел от нее с богатыми дарами. Он ожидал, что на следующий день придет дворцовая стража и подожжет храм, но ничего подобного не случилось.

Царица взяла бразды правления в свои руки. Она занималась урожаем, послала экспедицию за золотом в далекую страну Пунт, за бирюзой – на Синайский полуостров и достроила до конца пирамиду Микерина. Железной рукой она усмиряла бунтовавшую знать и делала из них смиренных псов, которые с радостью целовали следы ее сандалий. Хрупкая, нежная девушка сделалась царицей.

Но в глубине своего сердца Нитокрис ничего не забыла. Со всеми подобающими почестями Ментесоуфис был положен в великолепную комнату в своей тайной усыпальнице посреди несметных сокровищ, которые были погребены с ним. Теперь ей оставалось лишь отомстить за то, что столь рано привело его туда.

Таковы были постоянные размышления царицы. Никто не знал о них, никто их не замечал, лишь иногда ее розовые щеки бледнели. Она ничем не выдавала себя, много занималась постройками, приказала выкопать под своим дворцом огромный, прекрасный зал и соорудила плотину на Ниле, чтобы оросить безводную пустыню.

Был еще один человек, который ничего не забыл. То был Сендьи. В душе правителя ворот из слоновой кости не угасало честолюбие, а теперь оно лишь усилилось невольным восхищением, вызванным той женщиной, которую он собирался подчинить себе, но которая, как оказалось, легко могла дать ему отпор. Сперва Сендьи намеревался лишь взойти на престол, но теперь ему хотелось заполучить и трон и Нитокрис. Сделаться господином этого прелестного создания и вместе с ней управлять страной – какая заманчивая мечта!

Для воплощения подобных планов требовалась некая дерзость. Царица всегда оказывала ему любезный прием, но он хотел побеседовать с ней с глазу на глаз. И вот однажды он решился.

И– Почему ты предпочитаешь оставаться вдовой, – спросил он, – без всякой на то необходимости? Я пришел сообщить тебе, что твой народ желает, чтобы ты избрала себе супруга, чтобы подарить жизнь могущественному и властному принцу, который смог бы наследовать тебе.