Среди сотен и сотен смертных (и небольшого количества вооруженных стражников хикеда’я, постоянно наблюдавших за рынком) попадалось большое количество рабов, которых норны презирали еще сильнее, чем смертных мужчин и женщин, – оборотней тинукеда’я, во всем их жутковатом разнообразии. Разумеется, там еще было полно носильщиков, человекоподобных животных, почти таких же высоких, как дикие гиганты, с огромными мускулистыми плечами и крошечными головами с пустыми равнодушными лицами, даже когда они, спотыкаясь, брели под непомерной ношей.

Но тинукеда’я существовали и в других формах, от маленьких и быстрых, покрытых шерстью существ, работавших на высокогорных фермах в других частях Норнфеллса, до стройных землекопов со скорбными лицами, которые, несмотря на худобу, были способны копать быстрее, чем люди или норны, а также обрабатывать камень с легкостью человека, работающего с мягким деревом. Зои со слабой усмешкой наблюдала, как пара таких землекопов почти беззвучно торговалась с продавцом драгоценных камней: существа с совиными глазами старались поскорее убраться с солнца в успокаивающую темноту, что прямо противоречило ее собственным желаниям. Но здесь форма тела сама по себе не имела ни малейшего значения: пленившие ее норны, похожие на людей гораздо больше, чем любые оборотни, также отличались от Зои, как дикая кошка от кролика.

Ей бы уже следовало к этому привыкнуть. «Сколько нужно здесь прожить, чтобы тебе перестало казаться, будто ты попала в ужасный сон?» Бессмысленный вопрос, потому что она знала ответ: вечно. Или до того момента, когда за ней придет смерть.

Зои постаралась выбросить мрачные мысли из головы, чтобы насладиться столь редкими мгновениями на солнце, но это оказалось совсем непросто. Несмотря на наивность мечты о бегстве, Зои знала, что никогда с ней не расстанется – она слишком много лет прожила под открытым небом, чтобы сдаться. И все же ей достаточно было оглядеться по сторонам, чтобы напомнить себе, какими безнадежными являются мысли о спасении. Рабы никогда не поднимали глаз на стражников-норнов и редко говорили громче, чем шепотом, когда торговались со смертными. Прежде, в Риммерсгарде, где она прожила много счастливых лет – сама того не понимая – вместе с валадой Росквой, матриархом и целительницей Риммерсгарда, давшей ей кров, шум толпы рассказал бы о том, что люди пришли на похороны и стараются вести себя уважительно. Тем не менее во внутренней части горы, навсегда ставшей ее домом, столь большое количество голосов смертных считалось бы невыносимым, предательским криком и привело бы к быстрому и эффективному насилию. Так что рабы, даже здесь, под открытым небом, говорили едва слышно.

«Какой смысл в свободе, если ею невозможно воспользоваться? – спросила у себя Зои. – И стоит ли того жалкий дар жизни?»

Но, конечно, не угроза собственной жизни мешала ей пытаться спастись из рабства. Из-за того, что она родила Нежеру, которую так сильно любила, Зои знала, что обречена жить и умереть среди народа, чужого для нее в большей степени, чем животные на полях, и никогда не будет знать истинного покоя.

Даже лорд Вийеки, хозяин, любовник Зои, который во многих отношениях отличался от своих соплеменников и обращался с ней гораздо лучше, чем мог бы любой другой норн, не понимал беспокойства Зои. Магистр рассматривал это как милую, но необъяснимую странность смертных, так ребенок смеется над собакой, преследующей свой хвост, видя в этом лишь глупую комедию, а не тщетность усилий. А Вийеки был самым лучшим из них.

Ее госпожа, Росква, рассказала Зои, что после прихода северян ситхи оставили свои старые города и бежали в леса, в то время как норны отступили сюда, в свою горную столицу и последнюю твердыню, поклявшись никогда ее не отдавать и сражаться до тех пор, пока не умрет последний хикеда’я.