Там, как он и предполагал, Фремур нашел Унвера, который с помощью камней пытался придать нужную форму деревянным деталям своего незаконченного фургона, а Деофол, его огромный конь с темной шкурой, равнодушно щипал траву. В это время года трава была высокой и сочной, и все лошади обросли жиром. Наступило время праздника, во всяком случае, для большей части клана.
– Привет, всадник, – сказал Фремур. – Пусть копыта твоего скакуна всегда находят тропу.
Унвер поднял голову.
– Не смогу сказать того же тебе. Где твоя лошадь?
Фремуру совсем не хотелось об этом говорить, и он кивнул в сторону фургона Унвера, который выглядел уже почти готовым и куда лучше расшатанной повозки Жакара. Фургон еще предстояло покрасить, однако все сочленения были тщательно подогнаны, а каждая спица в каждом колесе отполирована до гладкости стекла.
– Как продвигается твоя работа?
– Неплохо, – сказал Унвер, протягивая Фремуру мех с вином.
– Если хочешь, я могу помочь тебе закончить, – предложил Фремур, делая глоток терпкого красного вина. – Я имею в виду твой фургон, а не вино. У меня нет лошади, и мне все равно нечего делать.
Унвер приподнял бровь, но не стал задавать очевидный вопрос.
– Перед покраской нужно продолжить полировку. Ты можешь с этим помочь – но тебя не спасет даже Громовержец, если ты сделаешь хотя бы одну зазубрину на дереве, Мышь.
– Мне никогда не нравилось это имя. – Фремур и сам не знал, почему он так сказал.
Унвер посмотрел на Фремура, сделавшего большой глоток, потом взял у него мех, напился сам и вытер капли вина с длинных усов. Его кожа, не такая темная, как у большинства людей клана, у которых под воздействием солнца и пыли равнин она приобретала оттенок вишневого дерева, напоминала по цвету круглые коричневые камни, лежащие на дне рек. У него был длинный нос, острый и тонкий, высокие скулы и необычные глаза, серые и похожие на дождевые тучи.
Фремур ждал, но Унвер не стал ничего уточнять относительно его прозвища. Вместо этого он проводил взглядом двух всадников, ехавших рядом вдоль дальней стороны луга, на расстоянии полета стрелы. Прищуренные глаза цвета бури следили за ними до тех пор, пока они не скрылись из вида, словно Унвер был хищником, а они жертвой.
Фремур чувствовал, как его охватывает разочарование из-за молчания Унвера. Он пришел сюда в поисках дружбы человека, понимающего, что такое быть изгоем в собственном клане.
– Что ты думаешь о моей сестре Кульве? – спросил Фремур и тут же пожалел о своих словах.
Он пришел, чтобы сообщить новость, и выбрал не самый лучший способ это сделать, но его обидело равнодушие Унвера.
Высокий воин внимательно на него посмотрел, словно в его словах могла быть какая-то ловушка.
– Она женщина. – Затем Унвер сообразил, что этого недостаточно. – Она хорошая женщина.
– Тебе она не безразлична, – сказал Фремур – и это было утверждение, а не вопрос.
Выражение лица Унвер стало еще более отстраненным, словно холодный ветер принес с собой снег.
– Она не стала для меня чем-то особенным. И тебя это не касается.
– Я видел, как вы гуляли.
Рука Унвера легла на рукоять ножа, висевшего у него на поясе, и в лице появилось что-то пугающее.
– Ты шпионил для Одрига…
– Нет! Нет, но я дважды видел вас вместе, когда вы шли и беседовали, а я ее искал. И я знаю свою сестру. Она бы не стала так свободно с тобой говорить, если бы раньше вы не проводили много времени вместе.
Серые глаза продолжали изучать Фремура, но рука Унвера покинула рукоять ножа.
– Почему ты говоришь мне все это, Фремур? Ты намерен защищать ее честь? Если ты настаиваешь, так тому и быть, но ты умрешь напрасно, а ее репутация будет уничтожена. |