|
Одни бежали к Неве, чтобы по набережной достичь Зимнего дворца, куда ускакал их император, Николай. Другие - не оборачиваясь, бросив ружья, неслись по Адмиралтейской площади. Было немало и таких, которые перелезали через забор, на стройку Исаакиевского собора, но здесь их нещадно били и даже убивали поленьями, камнями рабочие. Мятежники же, будто это были и не русские совсем, а французы или турки, гнались за ними и приканчивали штыками или тесаками. Через полчаса площадь опустела, ветерок унес пороховой дым, и только убитые люди и лошади лежали кучами и поодиночке с неловко подвернутыми руками и ногами, да стонали раненые. Уэже перебегали от трупа к трупу, роясь в карманах их одежд, какие-то людишки, а бронзовый истукан с растопыренными пальцами правой руки, безучастный ко всему случившемуся, застывший в прыжке через невидимую пропасть, молчаливо парил над полем битвы.
Радость победы оставила Александра быстро. Он бродил по уже погружавшейся в сумерки площади, натыкался на тела убитых по его приказу людей, ещё утром евших кашу, здоровых, собиравшихся жить долго, мечтавших когда-нибудь вернуться в родные дома. Никто не обращал на него внимания, никто не кричал, как это было утром, "Да здравствует Александр!". Он, увлекший на площадь мятежников, приведший их к победе, оказался никому не нужен, и как воспользовались восставшии плодами победы, он тоже ещё не знал. Александр хотел верить в то, что завтра он с главарями мятежников войдет в Зимний дворец, сенаторы, министры, генералитет откажутся от присяги Николаю и поклянутся в верности ему. Но это могло произойти лишь завтра - теперь же здесь царила лишь смерть. Услышав какие-то громкие крики, несшиеся из-за ближайших к площади домов, Александр машинально пошел в ту сторону. Чем ближе подходил он к жилым строениям, тем явственней слышал жалобные призывы, чьи-то угрозы, крики ярости, выстрелы, звон разбиваемых стекол. Он вышел на Малую Морскую, освещенную по обеим сторонам масляными фонарями. Здесь творилось что-то безобразное, ужасное. По фасадам домов метались черные тени, достигавшие второго этажа, богатая, аристократическая улица была полна народа. Одни люди, часто полуодетые, пытались убежать от других людей, одетых в военную форму, в киверах, с ружьями и обнаженными тесаками. Были среди преследователей и люди в штатском, мещане самого низкого пошиба, с бородами, похожие то ли на торговцев мясом, то ли на городских "ванек". Эти тоже были с оружием. Теперь Александр, подойдя поближе, услыхал и то, что кричали эти беснующиеся: - Хватай его, Гаврюшка, держи! Секи тесаком! - Всех изведем под корень, нехристей поганых! Только откупиться золотом и серебром могут! - Гуляем, братва! Нынче наш день! Наш праздник! Всякого приговорим, и правого и виноватого! Вот, схватил, держу! - Смотри, не задави прежь того, как укажет, где мошну свою прячет, сычуг коровий! Ну, веди в свою фатеру! Александр, плохо понимая, что происходит, но отчего-то закачавшись, пошел вперед, к Невскому. В полутемном помещении первого этажа, увидел сквозь разбитые стекла черные фигуры людей. Оттуда доносились пьяные выкрики, радостно-слезливые, бесшабашные и злые: - Довелось-таки, ребятушки, барского винца отведать! Гулям, гулям, товарыщи любезные, знатно гулям! - Гулям! Гулям! - заорали в ответ. - Пущай завтра - на каторгу, в кнуты - пущай! Токмо сегодни крепко гулять бум, ребятя-та! А ну-ка, Савватей, пальни в окно! Ишь, кто-то на нашу гульбу смотреть пришел! Не успел Александр отпрянуть в сторону на два коротких шага, а уж хлопнул выстрел, пуля, рядом пролетев, осыпала его осколками разбитого стекла. Он, задрожав то ли от страха, то ли от холода, только сейчас давшего о себе знать, быстро пошел дальше. Люди, встречавшиеся ему на пути, были в изрядном подпитии, а некоторые, не в силах идти, стояли на четвереньках, блевали с хрипом, пытались что-то петь или говорить, но падали и застываи на истоптанном снегу. |
