– Я вас слушаю, – бегло сказал настоятель, не предлагая Чижикову сесть.
Выглядел он, вопреки ожиданию, заурядно и, по мнению Чижикова, неподобающе. Без бороды, выбрит был настоятель, коротко подстрижен, в стандартном дешевом костюмчике. И лицо помидором.
– Здравствуйте, Сергей Анатольевич. – Чижиков не знал, как себя вести.
– Здравствуйте. – Он явно не тянулся к разговору.
– Я Чижиков, – сказал Чижиков.
– М-да?
– Мы учились вместе…
– Э?..
– В одном классе, в школе, Кеша Чижиков, Чижик, помните?
– Оч-чень приятно. Разумеется. Слушаю вас.
Рядом люди ходили, – не располагала обстановка. Визит грозил рухнуть. Чижиков разволновался и обнаглел.
– У меня очень важное до вас дело. – Он значительно сощурился. – Необходим конфиденциальный разговор. Желательно в нерабочей… м-м… Лучше дома. Я приехал специально.
– Вы настаиваете, – недовольно отметил настоятель. – Подходите к пяти.
Он сказал адрес и взялся за пальто.
Чижиков побродил по городу. На базаре купил три кило отличной антоновки – пусть Илюшка витаминится.
Настоятель принимал его в тесной проходной зальце – гостиной, видимо.
– К вашим услугам…
Чижиков повторил номер с открыткой. Настоятель следил зорко.
– И что же? – спросил он наконец.
– Как? – растерялся Чижиков.
– Вы фокусник?
– Это не фокус, – выразительно сказал Чижиков. Ожидая вопроса, крутил бахрому скатерти. Настоятель неодобрительно посапывал.
– Хотите чаю? – предложил он.
– По-моему, это чудо, – застенчиво объяснил Чижиков.
– Э?.. – удивился настоятель.
– Ну ведь… Бог творит чудеса!.. – выдал Чижиков напролом и покраснел.
– Не надо, – осадил настоятель. – Не надо.
– И не в чудесах, – с неожиданной тоской добавил он, – совсем не в чудесах заключается вера. Хотите чаю?
– Да не хочу я чаю! – обозленный Чижиков отчаялся на крайние меры.
В лепной золоченой раме святой Мартин резал пополам свой плащ. Картина напротив: старик с изукрашенным распятием.
– «А теперь делить буду я!» – процитировал Чижиков и отобрал у доброго святого недоразрезанный плащ. Княжеским жестом пустил его на стол. Пристукнул увесистым золотым распятием.
Пыльный грубый плащ пребывал на столе и пах потом. Придавливал толстые складки тусклый крест с искрящимися камнями.
Лицо настоятеля замкнулось…
– Нельзя ли восстановить порядок? – отчужденно попросил он.
Чижиков плюнул с досады.
– Жертвую на храм, – отвечал в раздражении из прихожей.
Вечером он пил чай в поезде, грыз ванильные сухарики. Долго ворочался на верхней боковой полке, мысль одна все мучила. Ночью он проснулся, лежал.
А мысль эта была такая:
Теперь он может уйти в свою избушку.
С утра заскочив домой положить в холодильник яблоки для Илюшки, он отправился в Русский музей.
Стоял, стоял перед картиной. Будоражащие запахи хвойной чащи, дымка над крышей, казалось, втягивал, приопуская веки.
Сорвал незаметно травинку. Травинка как травинка, зеленая.
Смотрительница уставилась из угла. Эге, засомневался Чижиков, увидит еще кто, скандала не оберешься. Начнут за ноги вытаскивать, с картиной сделают что-нибудь, а потом выкручивайся как хочешь. |