При монархии аристократия под контролем, ее проверяют, держат в узде, иногда истребляют по той или иной причине. А в благодатном республиканском климате дворяне плодятся как кролики. Америка — самый яркий тому пример. Там не найдешь ни единого белого, кто не являлся бы потомком знатного рода, и ни единого индейца, который бы не был вождем племени. В республиканской Франции дела обстоят не лучше. Во Франции сейчас умопомрачительное количество дворян. Они налетят на тебя, как мухи на… пардон, я не стану заканчивать эту метафору. Они захотят привилегий, немыслимых со времен Людовика Святого, но еще больше они захотят денег.
— Что же мне делать, дядюшка? — спросил Пипин жалобно. — Почему бы им не подождать еще поколение-другое? Разве нет в нашем роду еще какой-нибудь побочной ветви, которая бы…
— Нет, — ответил дядюшка сурово, — такой ветви нет. А даже если бы и была, ты бы все равно не устоял. И еще одно. Если бы каждый француз был против тебя, каждая француженка была бы за. Женщины втащили бы тебя на трон. Слишком долго они смотрели жадными глазами за Ла-Манш, слишком долго посмеивались над помпезностью английских лордов и их расфуфыренными леди. И завидовали им. Пипин, мальчик мой, обратной дороги нет. Ты — король-болванчик, король отпущения. Я советую тебе успокоиться и попробовать извлечь максимум удовольствия из твоего положения. А сейчас прошу прощения — я ожидаю клиента, у меня для него три неподписанных Ренуара.
— Хорошо, — сказал Пипин. — По крайней мере я не буду чувствовать себя одиноким, зная, что тебе тоже придется сдуть пыль со всех твоих титулов.
— Черт, черт, черт и еще три раза черт побери! — вскричал дядюшка. — Я совсем об этом забыл!
Пипин покинул магазин, будто в тумане, и побрел, не видя, куда идет, по левому берегу Сены, мимо Нотр-Дам, мимо складов и винных погребов, мимо мостов и фабрик, не оглядываясь — до самого Берси.
Во время этой длинной, неспешной прогулки его рассудок, как крыса в лабораторном лабиринте, искал способ убежать, ощупывал выходы и лазейки — и вновь и вновь натыкался на непреодолимую стену фактов. Снова и снова многообещающая возможность оказывалась тупиком, глухим, безвыходным. Он стал королем, и спасения не было.
В Берси он зашел в кафе и, устало сев за маленький мраморный столик, стал наблюдать за бурной партией в домино по соседству. Хотя день еще только начинался, он заказал абсент и выпил его так быстро и так быстро заказал еще один, что доминошники приняли его за туриста и перестали материться.
После третьей рюмки абсента Пипин сказал вслух:
— Ладно. Мы еще посмотрим, чья возьмет. — Он проглотил абсент, заказал еще и, когда заказ принесли, произнес, обращаясь к рюмке: — Так вам нужен король, друзья мои? А вы знаете, какого джинна выпустили из бутылки?
Он повернулся к доминошникам.
— Окажите мне честь выпить со мной за здоровье короля! — потребовал он.
Те угрюмо согласились, подумав, что для американца он здорово говорит по-французски.
Когда принесли рюмки, Пипин произнес тост:
— Им нужен король! Так выпьем же за короля! Да здравствует король!
Он залпом выпил.
— Очень хорошо, друзья мои, — сказал Пипин. — Возможно, короля они получат. И поймут, что хотели чего-то другого. Совсем другого. Они еще увидят, что такое король!
Он встал из-за стола и пошел к двери. Шел он медленно и величественно.
Реставрировать монархию далеко не так просто, как может показаться на первый взгляд. Принципиально важно, какая именно это будет монархия. Сам Пипин предпочитал конституционную не только потому, что в глубине души был либералом, но еще и из-за огромной ответственности, налагаемой абсолютизмом. |