Схожим образом, когда нам объявили, что мы должны научиться маршировать, так как это «наилучший способ переместить группу солдат из одного пункта в другой в наикратчайший период времени», нам не дают шанса спросить, рассматривала ли армия вообще или сержант в частности выгоды быстрого переезда.

Хотя в ходе нашей подготовки обнаруживается немало проявлений сомнительной логики вроде этого, есть только один момент, против которого мы серьезно возражаем. Хотя мы изо всех сил стремимся не показывать всем это отступление от армейского мышления, в один прекрасный день оно наконец привлекает внимание общественности, когда мы находимся на стрельбище.

Армия учит нас стрелять из арбалетов… что вполне понятно, так как для обучения пользоваться в бою большим луком хоть с какой-то степенью умения требуется немалый срок, делающий его таким образом сомнительным предметом изучения при начальной подготовке. Пращи — и того хуже, так как пока не добьешься почти мастерского владения ей, то наилучшие шансы причинить вред этим оружием — это удавиться названным оружием, вместо того, чтобы запустить камень куда-либо поближе к общему направлению цели. Однако даже самые физически неумелые недотепы способны за один день достичь минимального уровня эффективности при стрельбе из арбалета, поэтому армия несомненно избрала данное конкретное оружие для ознакомления рекрутов с тонкостями стрелкового боя.

— Как видите, при этом упражнении вы будете стрелять по мишеням, сделанным в натуральную величину и в виде человека, — говорит сержант Любби, уже наоравшись, наконец, по поводу безопасной дистанции и правильного обращения с арбалетом. — Армия предпочитает тренировать вас на них, а не на кругах с яблочками, так как это лучше подготовит вас, как духовно так и эмоционально, стрелять из своего оружия в живого противника. В ходе этого упражнения вы должны все время внушать себе, что чучело перед вами — это живой враг, который хочет вас убить, и вести себя соответственно. Я ясно выразился?

— ДА, СЕРЖАНТ!!

Группа теперь отлично усвоила этот ответ… и ей потребовалось для овладения им всего несколько дней тренировки. При надлежащем сигнале присоединяемся и мы с Нунцио, хотя на данном этапе и возникают несколько вопросов, которые необходимо было бы поднять.

Например, хотя идея, стоящая за применением таких мишеней сама по себе интересна и, возможно, даже достойна восхищения, я за все годы работы в Синдикате никогда не видывал противника, который бы сделал тебе любезность стоять как скала, на открытом месте, выпрямившись во весь рост и расправив плечи, пока пытается застрелить тебя. Они больше склонны скрючиться и распластаться, прячась за чем-нибудь и двигаться, пока посылают тебе послание, именно для того, чтобы свести к минимуму твои шансы достать их, прежде чем они дойдут до последнего приветствия. В свете этого, думать, будто ты умеешь стрелять по тому, что способен всаживать стрелы в соломенное чучело любой формы, кажется мне опасным образцом излишней самоуверенности, которую никак не следовало бы поощрять. Но я помалкиваю об этом, сочтя, что это только первый раунд для ознакомления всех с оружием и что серьезная подготовка будет в полной мере проведена позже.

Вскоре группа расставлена на линии стрельбы и поочередно сыплет стрелами по мишеням в то время, как сержант и капрал рыскают взад-вперед позади строя, поощряя некоторых и оря на медленно усваивающих науку. Этот стиль руководства является, как я заметил, общим для армии и Синдиката, и сводится, попросту говоря, к убеждению, что если достаточно громко кричать на тех, кто делает что-то не так, то они прореагируют делая это так.

Мы с Нунцио не лезем в первую команду стреляющих, так как мало опасаемся сдачи данного конкретного зачета. И сосредотачиваемся вместо этого на том, как действуют остальные члены группы, так чтобы суметь помочь тем, у кого возникают трудности.