Почувствовав на себе холодный испытующий взгляд Эспинозы, Пардальян собрался с силами, чтобы не выдать своих ощущений. Эспинозу нетрудно было убедить в том, что он совершенно спокоен и полностью владеет собой. Но если бы кто-нибудь, кто хорошо знал шевалье, увидел его в эту минуту, то он заметил бы странную неподвижность его взгляда, землистый цвет его лица, его судорожно сжатые губы и понял бы, что тот делает нечеловеческие усилия, чтобы обуздать свои чувства.

Эспиноза снова медленно произнес: «Идемте!» и снова добавил, что преступление несчастного, который выл и хрипел попеременно, – ничто по сравнению с преступлением Пардальяна.

Безумная прогулка по бесконечной галерее все продолжалась. Теперь отовсюду неслись рев, жалобы, угрозы и проклятия несчастных жертв кровавых отцов-инквизиторов. Четвертой жертве дробили конечности, пятой выкалывали глаза, шестой вырывали язык и терзали на дыбе…

Одна дверь осталась закрытой. Монах отворил маленькое окошко, и шевалье увидел полдюжины кошек, которым долго не давали пить. Теперь, обезумев от жажды, они раздирали своими острыми когтями обнаженного человека.

Все, на что смотрел Пардальян, было плодом изобретательной фантазии какого-то кровожадного безумца. Из открытых дверей раздавались звуки, способные разжалобить даже каменное сердце.

И у каждой двери Эспиноза неизменно повторял: «Идемте!» и сравнивал преступление шевалье с преступлениями агонизирующих мучеников. Все они были невинными младенцами по сравнению с шевалье.

Наконец галерея закончилась. Вместе с ней закончился и этот кошмарный час. Пардальян чувствовал, что, несмотря на все его старания держать себя в руках, рассудок его слегка помутился. И его жалость к этим несчастным жертвам, чьих преступлений он не знал, была так сильна, что она заставила Пардальяна забыть одну вещь: показанные ему пытки должны были убедить француза в том, что весь этот ужас ничто по сравнению с тем, что ожидает его самого.

Глава 15

ТАНТАЛОВЫ МУКИ

В конце этой ужасной галереи находилась лесенка. Дальше была высокая стена. Лесенка вела в маленький садик, а за стеной располагался большой сад. Оказавшись на свежем воздухе под палящими лучами солнца, Пардальян наконец вздохнул полной грудью. Ему казалось, что он только что покинул место, лишенное воздуха и света. Бросив тяжелый угрожающий взгляд на Эспинозу, шевалье подумал: «Не знаю, что еще замышляет против меня этот негодяй, однако пора бы этой пытке закончиться».

Чтобы дать отдых глазам, все еще помнящим ужасные образы, Пардальян решил перевести взгляд на цветы, аромат которых наполнял воздух. Вдруг он вздрогнул и прошептал: «Что за чертов садик! Ничего не понимаю!»

В ширину сад имел примерно десять-двенадцать метров: от лестницы, по которой только что спустился Пардальян, до ветхого одноэтажного здания.

В длину, от стены до другого такого же здания, садик насчитывал метров тридцать. Таким образом, он был окружен тремя постройками (включая сюда то здание, в котором находилась галерея) и высокой стеной.

Но не это удивило Пардальяна, а то, что в саду была зачем-то высокая решетка с толстыми частыми прутьями.

Это оказалась огромная ужасная клетка. До самого ее верха по прутьям взбирались вьющиеся растения, образуя купол зелени и частично скрывая то, что происходило внутри.

Эспиноза и Пардальян, сопровождаемые толпой монахов, повернули налево и направились к одному из зданий. Вдруг шевалье услышал страшный шум, доносящийся из другого угла клетки, видеть который не позволяла завеса из зелени.