— Но, во всяком случае, вам ничто не мешает навестить его?

— Нет… я не выезжаю с Корсики.

Когда он произносил эту фразу, в интонации его звучала такая любовь к своей родине, что всему прочему миру оставалось лишь чувство презрения.

Я улыбнулся.

— Вам это кажется странным, — заметил он, в свою очередь улыбаясь, — что я не хочу покидать столь жалкую страну, как наша. Что поделаешь, я детище этого острова, как каменный дуб, как олеандр; мне необходима атмосфера, пропитанная запахами моря и горным воздухом. Мне необходимы стремительные потоки, которые нужно переходить, скалы, которые нужно преодолевать; леса, которые нужно обследовать; мне необходимо пространство, необходима свобода, и мне кажется, если бы меня перевезли в город, я бы умер там.

— Но неужели возможно столь разительное духовное различие между вами и вашим братом?

— И это при большом физическом сходстве, добавили бы вы, если бы видели его.

— Вы очень похожи?

— До такой степени, что, когда мы были детьми, мои отец и мать были вынуждены помечать нам одежду, чтобы отличить одного от другого.

— А когда выросли? — спросил я.

— Когда мы выросли, из-за разницы наших привычек мы стали немного различаться цветом лица, вот и все. Пребывая взаперти, склонясь над книгами и своими рисунками, мой брат стал очень бледным, в то время как я, наоборот, был всегда на воздухе, ходил по горам и равнинам и поэтому загорел.

— Я надеюсь, — сказал я ему, — что вы мне позволите убедиться в этой разнице, поручив что-либо передать господину Луи де Франки.

— О, конечно, с большим удовольствием, если вы хотите оказать мне любезность. Но, извините, я заметил, что вы уже намного опередили меня и переоделись, а через четверть часа будет ужин.

— И это из-за меня вам придется менять костюм?

— Если бы это было так, вам бы пришлось упрекать только самого себя, так как это вы подали мне пример; однако, поскольку я сейчас в костюме для верховой езды, мне необходимо переодеться в костюм горца. У меня есть дела после ужина, и сапоги со шпорами будут мне помехой.

— Вы уйдете после ужина? — спросил я.

— Да, — ответил он, — свидание…

Я улыбнулся.

— О! Не в том смысле, что вы подумали, это деловое свидание.

— Вы считаете меня столь самонадеянным, чтобы полагать, что у меня есть право на ваше доверие?

— Почему бы и нет? Нужно жить так, чтобы можно было громко и откровенно говорить о том, что делаешь. У меня никогда не было любовницы и никогда не будет. Если мой брат женится и у него будут дети, то, вероятно, я так и не женюсь, и, напротив, если у него не будет жены, то придется жениться мне: это надо будет сделать, иначе прекратится наш род. Я вам уже говорил, — добавил он, смеясь, — что я настоящий дикарь, к тому же родился на сто лет позже, чем следовало. Но я продолжаю болтать как сорока и не успею вовремя подготовиться к ужину.

— Но мы можем и дальше разговаривать, — заметил я, — ведь ваша комната напротив этой? Оставьте дверь открытой, и мы будем беседовать.

— Мы сделаем лучше: заходите ко мне и, пока я буду переодеваться в туалетной комнате, посмотрите мою коллекцию — мне показалось, что вы любитель оружия, — там есть несколько предметов, имеющих ценность, разумеется историческую.

IV

Это предложение вполне отвечало моему желанию сравнить комнаты двух братьев, и я его принял. Я поспешил последовать за своим хозяином, и он, открыв дверь в свои покои, прошел впереди меня, показывая дорогу.