Технарям нравилась её способность усваивать реплики и хронометраж. Милошу Форману, тем не менее, нравилось её явно электрическое присутствие перед камерой и её взаимное притяжение с Вуди Харрельсоном. В примечаниях, сопровождающих их книгу с рабочим сценарием, сценаристы Скотт Александр и Лэрри Карашевски высказались по поводу её способности к импровизации: «На Алтею прослушивалась масса актрис, и им давали [сцену, где новая стриптизёрша Алтея знакомится с Лэрри].

… [сцену] предложения руки и сердца… и [ту сцену, когда] Лэрри говорит Алтее, что он заново родился. Милош чувствовал, что Алтея была неукротимым, ужасным персонажем, и он поощрял непосредственность…. Таким образом, когда пришло время Кортни Лав играть эти три сцены в фильме, она использовала свои версии проб. Милош хотел безумного реализма между Вуди и Кортни, поэтому он использовал две камеры, позволяя им играть в режиме реального времени. Это было не в точности то, что мы написали, но это было ярко».

В Мемфисе было очень холодно. Компания разместила Кортни, Фрэнсис Бин и няню Фрэнсис в типовом роскошном пригороде, клёвом, со сборными домами. Однажды, когда они снимали сцену, где разъярённая толпа протестует против появления на суде Лэрри, поблизости устроилась местная бригада теленовостей и снимала съёмку. Новости в тот вечер сообщили, что на самом деле массовка протестовала против фильма!

Кортни обрадовалась, когда съемки переместились в Лос-Анджелес — пока они не добрались до тех сцен, где Лэрри и Алтея начинают колоть героин. В бутафорской были фальшивые шприцы с фальшивыми иглами, фальшивая чёрная смола, всё, кроме кайфа. Она должна была колоть Вуди, потом перевязывать свою собственную вену резиновой трубкой, колоться и отрубаться. Эта сцена глубоко её тревожила, но Вуди и его давняя подружка, Лора Луи, помогли подробно её проинструктировать, пока Фрэнсис играла с их трёхлетней дочерью Дени.

Кортни провела большую часть времени на экране обнажённой или полуодетой, танцуя на сцене, резвясь в горячей ванне с двумя женщинами, в кровати с Вуди.

«Кортни действительно будет большим сюрпризом, — рассказывал Харрельсон «Detour» после того, как съёмки фильма были окончены. — Она очень хороша, очень «в моменте» и очень реальна. Милош очень упорно боролся, чтобы сделать так, чтобы это с ней произошло; он очень её хотел. Она дикая, чёрт возьми, она дикая. Знаете что, если я поработаю ещё двадцать лет моей жизни, я надеюсь быть так же хорош, как она сейчас, на своей первой большой съёмке. Вы не поверите, как невероятно, как захватывающе на неё смотреть. Я видел её в предварительно смонтированных материалах — это не просто предположение. Она действительно захватывающая. Она предназначена для этого и очень профессиональна. Несомненно, она чертовски сумасшедшая, но она также одержима и очень сконцентрирована».

Он говорил почти то же самое в «Us», но добавил историю о том, как ходил с ней на «Смерть Коммивояжёра». «Она не спала до этого целую ночь, но я до последнего этого не понимал. Она спала с того момента, как поднялся занавес — до того, как поднялся занавес — до конца пьесы. Не считая того, когда она просыпалась во время антракта… Голова запрокинута, рот открыт — а её ноги! В начале второго акта её ноги просто внезапно перешли на сиденье перед ней, и её [пробуждение] было большой суетой, а потом она снова заснула, и они снова поднялись… Я был очень обеспокоен».

Она провела следующие несколько месяцев, написав больше текстов и путешествуя со своим новым приятелем, Эдвардом Нортоном.