Но Муртан не двинулся с места.
Кони беспокойно двигали ушами. Их тоже тревожил костер.
Киммериец стоял возле самого костра, точно бронзовая статуя, невозмутимо наблюдая за тем, как погибшие навсегда исчезают в смуглом сердце огня. «Возможно, он молится, – подумал Муртан. – Во всяком случае, он выглядит как человек, который точно знает, что нужно делать».
Но Муртан ошибался. Конан не молился. Он редко вспоминал о киммерийском божестве – Кроме, ведь и Кром нечасто обращал свое божественное око на людей. Лишь в момент рождения будущий мужчина получал от Крома все необходимые дары – силу, волю к жизни и способность владеть оружием; а затем человек оставался один на один с целым миром. И нет никакого смысла в том, чтобы взывать к божеству и о чем-либо просить его. Бог не услышит.
Муртан, незнакомый с суровой теологией киммерийцев, бормотал какие-то молитвы, обращаясь то к Белу, то к Бэлит… Но все это звучало неубедительно и жалко и в конце концов Муртан прекратил бессвязные монологи.
Как будто угадав это, Конан резко отвернулся от догорающего костра и подошел к спасенному.
– Тебя зовут Муртан, – повторил киммериец, – и ты идешь из Кордавы. Кто еще был с тобой, кроме этих бедолаг?
– Женщины, – с трудом отозвался Муртан.
Киммериец поморщился, как будто раскусил что-то тухлое.
– Ну конечно, – буркнул он, – разве такой изнеженный дурак сможет путешествовать без женщин! И где теперь твои женщины? Я видел несколько мертвых.
– Оставшиеся – у бандитов, – сказал Муртан. – Их, вероятно, продадут. Для них в этом не будет ничего нового. Среди моих спутниц не было свободных.
Конан вздохнул.
– Снимай одежду, – приказал он. – Нужно посмотреть, сильно ли тебя поранили.
– Думаю, несильно, но болит.
– Снимай одежду! – рявкнул киммериец.
Муртан скинул пропитанную кровью рубаху.
Киммериец обтер его бок и грудь этой же самой рубахой, не обращая внимания на стоны, которые испускал раненый.
– В самом деле, просто царапины, – заявил наконец Конан. – Не понимаю, что это ты так трясешься. Уж не лихорадка ли у тебя? На, выпей.
И он сунул своему новому спутнику флягу с каким-то крепким отвратительным на вкус пойлом. Муртан глотнул и закашлялся. Однако спустя миг он понял, что напиток подействовал чудесным образом: дрожь улеглась, по жилам разлилось тепло, и даже как будто спокойствие и душевный мир вернулись к незадачливому богачу.
Конан отобрал у него флягу.
– Тебе полегче? Одевайся. Найди что-нибудь поприличнее среди вещей. Тут много разбросано.
Муртан заставил себя встать на ноги. В одном из сундуков он отыскал чистый халат и с удовольствием набросил его на плечи. Прохлада шелка ласкала кожу после обжигающих лучей солнца.
Конан рассматривал оружие, сваленное им в кучу. Лишь немногие из погибших удостоились чести быть погребенными с их саблями и кинжалами, – только те, кто погиб не выпуская рукояти из руки.
Другие же, давшие себя зарезать, как телята, отправились в Серые Миры безоружными. Так они предстанут перед богами – и пусть боги гадают, кто им явился, мужчины или трусливые женщины!
Наконец киммериец выбрал длинный тонкий меч и протянул Муртану.
– Возьми. Мне кажется, тебе это по руке.
Муртан послушно взял меч, взмахнул несколько раз, улыбнулся.
– У меня болит все тело, – признался он. – Я не могу судить о том, подходит ли мне это оружие.
– Я могу, – сказал Конан. – О таких вещах я могу судить даже с закрытыми глазами. Ты должен научиться защищать себя. Куда ты направлялся?
– В Стигию. |