– Они ранили тебя?

– В руку.

– Я убил обоих, – произнес Конан, предупреждая вопрос. – Они нас больше не побеспокоят.

– Почему ты пошел за мной?

– На самом деле я пошел не за тобой, а вдоль берега, – возразил Конан. – Ну, если говорить уж совсем честно, то мы с Галкарис поспорили. Я предположил, что ты послушал моего совета и направился к морю, но она верила в тебя… И она не ошиблась.

– Если эти стрелы отравлены, то никакого смысла мое геройство не имеет, – пробормотал Муртан. – Я все равно умру. И какая разница, где это произойдет…

– Кто говорит о геройстве? – хмыкнул Конан. – Речь шла лишь об упрямстве.

– Это одно и то же… – вздохнул Муртан.

Конан присел рядом на корточки и коснулся раненой руки. Муртан успел кое-как перетянуть руку повыше раны, чтобы остановить кровотечение, но выглядела рука ужасно.

Конан наклонился поближе и лизнул рану, а затем сплюнул.

– Если яд и есть, то несильный, – произнес он. – В любом случае, лучше бы это промыть и прижечь. Ты готов?

Муртан выпучил глаза и не ответил. Киммериец велел ему улечься удобнее и отдыхать. Галкарис устроилась рядом. Муртан удивленно наблюдал за девушкой. Она больше ничем не напоминала ту робкую красавицу, которая впервые появилась в богатом кордавском доме. Теперь Галкарис, скорее, напоминала хорошенького длинноволосого мальчика на пороге взросления. Отважного мальчика, готового встретить лицом к лицу любую опасность.

«На самом деле она – женщина-воительница, – думал Муртан. – Как я мог ошибаться в ней? Она совершенно не годится для роли наложницы. Она – спутник, друг, соратник. И, пожалуй, более храбрый, чем я…»

Галкарис спокойно сидела рядом, время от времени машинально касаясь волос Муртана. Жест этот был ласковым, почти сестринским, но теперь Муртан больше не сомневался в том, что Галкарис любит его. Любит по-настоящему, не так, как продажная рабыня любит своего хозяина.

Все эти мысли и чувства были для Муртана совершенно внове и он настолько увлекся ими, что совершенно упустил из виду киммерийца.

А Конан между тем готовился к медицинским процедурам – в своем понимании. Понимание это было полностью в духе варвара. Киммериец развел небольшой костер и положил в огонь большую заостренную палку. Затем отвязал от седла бурдюк с водой, сиял с пояса фляжку со спиртным и приблизился к раненому.

Несколько мгновений киммериец рассматривал простертого перед ним Муртана, затем поднес к его губам флягу.

– Выпей, – приказал он.

Муртан полагал, что сейчас его напоят водой, и сделал большой глоток, в чем тотчас же раскаялся. Напиток обжег ему язык и десны, он закашлялся и едва не подавился. Конан засмеялся.

– Никогда не жадничай, – назидательно произнес варвар.

Муртан только вздохнул. Когда киммериец вбил в землю колышек и привязал ноги раненого, Муртан не нашел в себе сил даже для простого возражения. Киммериец явно знал, что делает.

Здоровую руку Муртана он также привязал – к выступающему петлей из земли корню дерева. Затем вынул из костра заостренную палку с пылающим углем на конце и обратился к Галкарис:

– Сядь у него в головах и держи его плечо, чтобы не дергался.

Раненый, прижатый к земле и совершенно беспомощный, раскрыл рот, чтобы крикнуть, и тут Конан сунул ему между зубов ременный пояс:

– Зажми и не кричи. Мало ли кто окажется поблизости – услышит. Могут быть неприятности.

И без всякого предупреждения прижег открытую рану пылающим угольком.

Боль оказалась настолько сильной, что Муртан прокусил ремень почти насквозь, а затем потерял сознание.