Во время нее, быть может, ты поймешь, что такое кошачий мед, а может быть, и не поймешь. Это
всего лишь игра, и продлится она недолго, не дольше обычной кошачьей жизни. Возможно, ты слишком увлечешься и начнешь воспринимать происходящее всерьез, но, так или
иначе, вне зависимости от исхода, это будет всего лишь игрой.
– Звучит страшновато…
– Не бойся, милый брат, я буду рядом с тобой.
– И ради чего ты все это затеяла? – вздохнул Кай. – Ведь меня уже ждут луна, звезды и кометы, им будет скучно без меня. Про кошачий мед ты говорила хорошо, но разве оно того стоит? Ведь повсюду есть столько других прекрасных вещей!
– Это не вещь, Кай, и оно того, конечно, стоит. Ты, между прочим, первым начал этот разговор. Ты захотел попробовать кошачий мед.
– Да, это правда, и я все еще хочу узнать его вкус.
– Тогда поиграем?
Действие первое: комок шерсти, ушедшая
Оранжевая осень – круговорот листьев, ярко голубое небо. Кай жмурится. Каю хорошо и тепло – теплая шерстка, теплая земля. Прохладный ветер. Он позволяет полнее ощутить тепло. Тепло снаружи и внутри тепло. Рядом дом, неизвестно где, и Кай о нем даже не думает,
но дом рядом, вот он – пыльный чердак, где можно лежать,
вот он – золотистое сено, вот он – прохладное место под столом у пахучих ног, вот он – в этих листьях.
***
И рядом, всегда рядом Мама, нет, он о ней тоже не думает, но она рядом, всегда рядом, она уже отстранилась, и он уже не сосет молоко и порой все таки мерзнет под холодным ветром, но она здесь, ходит, большая, не такая большая, как те, у кого большие ноги и теплые руки, но сильная, понятная. Кай смотрит на нее с восхищением и завистью.
***
Как и на ту, с которой он теперь делит иногда кровать, если его не прогоняют. Она тоже большая, больше мамы, теплая, и часто гладит за ушком, и прижимает к себе, и трогает так хорошо, она листает страницы
с картинками, пахнущие пылью страницы с картинками,
с картинками птичками, а Кай смотрит в окно и смотрит
на птичек и вспоминает Маму и вспоминает момент и вспоминает, как они бродили вместе по пожухлым листьям,
и как все затихло, и он сам замер в напряжении, и птичка, чуть меньше его самого, беззаботно скакала, а в лучах солнца кружились пылинки и журчал ручей, и солнечный блик тогда ударил пронзительным воплем ему в глаз,
отразившись от воды, и в тот же миг что то изменилось, изменился свет, и случился прыжок и сила и слава и мгновение высшей чистоты, и вот птичка уже в зубах Матери, трепыхнулась и угасла. В последний миг он глядел своими любопытными глазами хищника в ее маленькие черные глазки и видел нечто необыкновенное и жуткое.
***
А теперь холодный снег. А теперь нега и покой в животике, покой за стеклом, примороженным, замороженным, мерзлыми ледяными узорами исходящим, и куски сырого мяса попадаются вперемешку с нелюбимой картошкой
и сухими пахучими подушечками, чтобы их грызть, и усы уже топорщатся во все стороны, и бегаешь бегаешь, набегаться не можешь. Было очень больно, несправедливо больно, когда Кай шел к Маме поиграть и погреться,
а она ударила его лапой, несильно ударила, слегка ударила, совсем не больно ударила, но с тех пор он к ней больше не ходит, и они видятся только издалека и не перемигиваются больше желтизной немигающих глаз.
***
Зато он играет с сестрой, которую раньше не любил, только дрался и только царапал, которую он не замечал, только отпихивал прочь. Они катаются целыми днями
по ворсистому ковру и царапаются друг с дружкой и кусаются и визжат, и порой до крови, но потом лижут раны и улыбаются. Что же это за блаженство – ночь заходит
в пустой холодный дом, и остывающая печь, и вой ветра. |