– Уж это наверняка, – подтвердил незнакомый голос.

Рыцарь сообразил, что произнес последние слова вслух. Он поднял глаза на непринужденно усевшегося напротив монаха. Сердиться не было смысла – постоялый двор всегда на время размывает сословные различия, так уж повелось, все здесь одинаково гости, сведенные случаем, и некоторая доля вольности в общении присутствует. К тому же рыцарь, хоть и старинного рода, не мог похвастаться принадлежностью к влиятельному племени завсегдатаев королевского двора. Это сказалось.

– Почему ты думаешь, что дракон близко? – спросил рыцарь хмуро. – Ты что, его видел? Вас ведь куда только не заносит… Видел? Или слышал что-нибудь?

– Не было необходимости видеть своими глазами.

– Может быть, у тебя есть волшебная ветка, как у лохоходцев, только не на воду, а на дракона?

– Нету, – сказал монах. – А жаль. Хорошо бы можно было заработать. Хотя… Видишь ли, мессир, дракона не так уж трудно искать. Нужно всего лишь, где бы ты ни проходил, внимательно прислушиваться к рассказам обитателей тех мест о драконах. Чем дальше ты от логовища дракона, тем фантастичнее россказни о нем. Чем ты ближе, тем больше сведения о нем приближаются к истине.

– Какой? – тихо спросил рыцарь.

– А вот прежде чем познать истину, человек должен знать, что такое истина, или знать по крайней мере, какой он себе эту истину представляет, – сказал монах, лениво зевнул и с прихлюпом высосал из кувшина остатки вина. – Истина, к сожалению, многолика и не всегда похожа на наши представления о ней. То, что у меня кончилось вино, – истина. Но то, что у меня есть еще кувшин, – тоже истина. Является истиной и то, что во времена прадедов наших прадедов. Как гласят хроники, драконы встречались гораздо чаще. Может быть, этот, в здешних местах – последний в Европе. Очень похоже на то.

– Значит?..

– Да есть он, есть, я уверен. Итак, и это истина – то, что люди уничтожают драконов, оставшихся от седой древности, и вскоре, судя по всему, драконы исчезнут без следа. Но не значит ли это, что некогда придет кто-то новый и начнет уничтожать остатки нас? Кто-то другой, для кого мы – затерявшиеся в глухомани остатки ушедшего времени?

Шут толстобрюхий, подумал рыцарь. Они у себя в монастыре пьют без меры и без меры читают, пока то и другое, вместе взятое, не заставляет их свихнуться окончательно, и они тогда перебирают слова, как деревенский дурачок камушки – просто так, без цели смысла, потому лишь, что камушки поддаются, не протестуя.

Он встал и ушел под навес, закутался в тяжелый плащ, умостился в куче соломы. За перегородкой время от времени шумно вздыхали лошади. Истина…

Да где она наконец? В чем она для рыцаря не первой молодости? Уж, конечно, не в том, что грезится только что опоясанным юнцам…

Королевская служба, блеск двора. Потаенная беззвучная чехарда от злобного шепота очередного временщика до откровенного яда в бокале, несущие тебе смерть. Стройная пирамида вассальных взаимоотношений с королем наверху – нынче она лишь отголосок былой патриархальности и порядка, бледная их тень. Пирамида мало-помалу превращается в скопище спесивых гордецов, ни во что не ставящих сюзерена. Формально подчиняются все, и, когда король собирает войско, каждый рыцарь как полагается является с запасом провизии – он обязан служить королю, пока не кончатся у него съестные припасы. Но все чаще и чаще «запасы провизии» оказываются одним-единственным окороком, который не трудно слопать за пару дней, чтобы потом на законном основании убраться восвояси в свой замок.