Ну и Чарльз бесстрашно взялся за дело один. И отлично со всем справлялся. Две почти профессионально выкопанные канавы сходились к центру и засыпались по мере того, как он мостил двор, так ровно и гладко, как мог обеспечить спиртовой уровень. И работа продвигалась прямо у нас на глазах. Он уже миновал бочку под водосточной трубой, как вдруг его ошеломила мысль, что приближается время сажать деревья, а участок под плодовые саженцы, которые он заказал в веселые беззаботные летние деньки, еще не подготовлен.

— Потрачу часок на это, а потом начну копать ямы, — объявил он как-то утром, напрактикованным движением взмахивая киркой. И слово свое сдержал. Часок спустя оставив за собой еще четыре фута канавы с уложенной трубой, но не засыпав ее, поскольку отведенное на это время истекло, Чарльз отправился копать ямы под саженцы на склоне холма. К несчастью, земля там довольно-таки каменистая, и отыскать слой почвы, достаточный для плодового дерева, не так-то просто. Неделю спустя, когда пришла открытка с сообщением, что саженцы готовы, и спрашивали, какого числа их доставить, Чарльз все еще лихорадочно копал на фоне неба.

Кухня осталась незавершенной. Как-то вечером, когда мы ждали гостей, он выбрал время навесить дверцы на шкафы. Но, к сожалению, не завинтил винты в петлях — какой смысл, сказал он, когда дверцы придется снова снимать для покраски? — а просто воткнул их в отверстия. Занимая гостей, я забыла про это обстоятельство и, исполненная радушия, полезла в шкаф за кофейными чашками. Чертова дверца чуть не раскроила мне лоб.

Несмотря на мои дурные предчувствия, канава осталась незасыпанной. Главное — посадить деревья, сказал Чарльз, а двором он может заняться и зимой. Да и в такую узкую ямку способен провалиться только идиот, возразил он на мое робкое предложение хотя бы накрыть ее доской во избежание несчастного случая.

На следующий же вечер он, торопливо влетев в калитку, угодил в узкую яму сам. Соседи всякий раз едва-едва не ломали ноги — и опасность учетверилась, когда со временем настурции замаскировали ловушку. Соломон падал в нее практический каждый день, гоняясь за Шебой по саду для разминки.

Это, разумеется, было забавно. И проделывалось нарочно, судя по тому, как секунду спустя его большая темная голова выглядывала из настурций явно в ожидании одобрительного смеха.

Но было совсем не смешно, когда однажды вечером мы услышали треск и отчаянный вопль, а выбежав, обнаружили в канаве булочника. Но не нашего постоянного, приятного толстячка, который умел находить дорогу среди настурций, страдал мозолями и имел троих детей, а весьма недружелюбного субъекта, который, когда мы помогли ему выбраться из канавы, сообщил нам, что уже обслужил всех своих постоянных клиентов, а теперь вот в пашем конце деревни подменяет своего партнера, который приболел. А чего, собственно, мы затеяли, спросил он грозно, когда мы его почистили и вручили ему оброненную корзину. Слонов ловим или хотели, чтобы он шею сломал?

На следующее утро еще до завтрака Чарльз засыпал канаву, ни словом не обмолвившись о плодовых деревьях. Однако он объявил, что поглотительный колодец придется отложить до весны, на что старик Адамс, который задумчиво поглядывал на него, облокотившись о калитку сказал, что оно и к лучшему, не то кто-нибудь да провалился бы в него, пока суд да дело.

В ИСПАНИЮ!

Как в то самое утро, когда он отодвинул ногой бутыль уксуса, чтобы она не мешала ему ошкуривать стену в кухне, опрокинул ее и разбил. С быстротой, рожденной богатым опытом (Чарльз за свою жизнь много чего перебил), он тут же запер кухонную дверь. С быстротой, также рожденной богатым опытом, я тихонечко обежала дом и проникла через заднюю дверь, которую он не озаботился запереть.