|
В конце концов Лось убивает Наташу и в ужасе перед содеянным бежит в ракете («интерпланетонефе») на Марс. В полете его сопровождает красноармеец Гусев и сыщик-любитель Кравцов, которого не приняли в «угро» и который пробрался на ракету «зайцем.» (Наверное, это был первый космический «заяц» в советской фантастике). Марсиане хотят убить пришельцев с Земли, но те поднимают революцию, выпустив из подземелий отмороженный (в прямом смысле слова) пролетариат, затем Аэлита устраивает контрреволюцию… На сем видения Лося прерываются, он возвращается с вокзала домой и обнаруживает, что Наташа жива, а мошенник Эрлих разоблачен и арестован. Разгадана и тайна эфирных сигналов: оказалось, что это хитрый рекламный трюк новой фирмы по производству автомобильных шин. Лось обнимает-целует супругу, и они радостно сжигают чертежи межпланетной ракеты. Идут заключительные титры: «Довольно мечтать, всех нас ждет другая настоящая работа!» Зритель расходится в недоумении: при чем здесь Марс и Аэлита?..
Может быть, именно этот финал вызывал естественное отторжение у Толстого. Все же его роман был пронизан пафосом совсем иного рода: русская революция открыла Европе и человечеству новые горизонты, дала в руки униженных и оскорбленных новые инструменты преобразования мира – теперь можно лететь на Марс и еще дальше, к звездам. А что предлагает Протазанов? Сжечь чертежи, уничтожить мечту и вернуться в мещанское гнездышко?.. Стоило ли ради такого исхода огород городить?..
Ярко выраженный антикосмизм бывшего эмигранта Протазанова, воспевавшего мещанские прелести Новой экономической политики, был довольно редким явлением. 1923 и 1924 годы стали ключевыми не только для развития советской фантастики, но и для первого настоящего толчка к развитию космонавтики. В который раз дала себя знать наша потаенная национальная черта, выраженная в вере, будто бы иностранцы лучше знают, чем и как заниматься. Население молодого государства, подражая европейцам, чрезвычайно увлекалось воздухоплаванием во всех видах, однако о более высотных полетах речи пока не шло. Константин Эдуардович Циолковский бедствовал у себя в Калуге, позабыв о космических полетах и эфирных станциях. Ему было важно признание со стороны новой власти, но власть не спешила сделать это. Первым человеком, который оценил труды Константина Эдуардовича и взялся помочь старику, был наш старый знакомец Николай Морозов – многолетний сиделец Шлиссельбургской крепости, популяризатор науки и автор фантастических рассказов о полетах на Луну и в другие измерения. Большевики ценили этого образованного народовольца и доверили ему руководить Естественнонаучным институтом имени Лесгафта (до революции – Биологическая лаборатория Лесгафта). Кроме того, с 1909 года Морозов возглавлял Русское общество любителей мироведения и первое, что он сделал, ознакомившись с работами Циолковского, – предложил избрать его членом этого общества. По этому поводу Морозов писал Циолковскому: «Русское общество любителей мироведения на 99 годовом общем собрании 5 июня 1919г. избрало Вас, глубокоуважаемый Константин Эдуардович, своим почетным членом в знак уважения к ученым заслугам Вашим, выразившимся в Ваших трудах по физико-математическим наукам в различных их отраслях и, в частности, в области теоретического и практического воздухоплавания(…) Вы развивали смелые и научно обоснованные идеи о межпланетных сообщениях и приборах, построенных по принципу ракеты.» Циолковский отвечал так: «Время трудное, я стал порядком-таки унывать. Но вот глубоко почитаемое Общество своим вниманием подкрепило мои старческие и изнуренные трудом силы, я вновь усердно принялся за свои несколько заброшенные работы.» Однако в условиях Гражданской войны планы заселения космических пространств мало кому были интересны. Куда более востребованной оказалась старая и любимая идея цельнометаллического дирижабля. |
