В пылу схватки борцы покинули открытое пространство и оказались на площадке между двумя юртами. Яо Шу хотел было поговорить с Чагатаем, но почувствовал, что кто-то стоит за спиной, и резко повернулся, не теряя бдительности.

Это был Хачиун. Яо Шу быстро поклонился брату хана, одновременно прислушиваясь к шагам приближавшегося к нему сзади Чагатая. Хачиун склонился пониже к монаху, хотя шумная толпа вряд ли могла услышать что-нибудь из их разговора.

– Может, уступишь ему, монах? – тихо попросил Хачиун. – Тут его отец и воины, которыми мальчик будет командовать.

Яо Шу поднял глаза и тупо уставился на монгола. Монаха с детства обучали владеть своим телом. Сама идея позволить ударить себя хвастливому мальчишке, каким был Чагатай, казалась нелепой. Быть может, кому-то другому, кто был бы скромнее и не стал бы трепаться о своем подвиге на протяжении месяцев, Яо Шу и позволил бы это сделать. Но только не избалованному ханскому сыну. И монах покачал головой.

Хачиун хотел продолжить речь, но Чагатай воспользовался моментом и отчаянно напал на монаха сзади. Хачиун раздраженно сжал зубы, наблюдая за тем, как Яо Шу несколькими легкими шагами, почти паря над землей, ушел от нападения. Он никогда не терял равновесия, и Хачиун понял, что сегодня у Чагатая не будет шанса даже коснуться монаха. На глазах у Хачиуна Яо Шу блокировал еще два удара и затем сам перешел в наступление, действуя жестче и стремительнее, чем прежде. Таким был его ответ Хачиуну.

Как ухнул Чагатай, когда палка выбила воздух из его легких, услышали все. Не успел он прийти в себя, а Яо Шу нанес ему новый удар по правой руке. От боли пальцы юноши разжались, и он выронил палку. Не останавливаясь, монах просунул трость Чагатаю между ног. В результате Чагатай споткнулся и кубарем полетел на замерзшую землю. Толпа молчала, когда Яо Шу поклонился оторопевшему ученику. Все ожидали, что он ответит монаху таким же поклоном, но вместо этого краснощекий юноша поднялся и быстро скрылся из виду, даже не обернувшись.

Яо Шу выдержал паузу дольше, чем требовалось, показав недовольство тем, что мальчишка проигнорировал его. По привычке монах обсуждал с молодыми воинами каждый бой, объясняя их ошибки и указывая на их успехи. За пять лет, проведенные вместе с монголами, он подготовил Чингису много хороших бойцов и руководил школой для двадцати самых перспективных. Чагатай не входил в их число, но Яо Шу достаточно хорошо узнал мир и понимал, что разрешение ханскому сыну остаться пойдет по высокой цене. Сегодня она оказалась для него слишком высокой, и монах прошел мимо Хачиуна, даже не удостоив его своим вниманием.

Многоликая толпа смотрела на хана в ожидании его реакции на грубость сына, но хан лишь одарил их холодным взглядом. Посмотрев вслед удаляющемуся монаху, Чингис повернулся к Тэмуге и Хасару.

– Думаю, мясо уже готово, – сказал он братьям.

Тэмуге на мгновение улыбнулся, хотя в этот момент он радовался не горячей пище. Своей наивностью монах нажил себе врагов в лице могущественных людей. Быть может, они научат его покорности. День прошел даже удачнее, чем Тэмуге мог ожидать.

Хо Са пришел раньше и уже сидел, попивая маленькими глотками присланный отцом принцессы чай. Поприветствовав кивком Хо Са, Яо Шу принял из рук Чахэ крошечную чашечку горячего напитка и уселся сам. Яо Шу подозревал, что Хачиуну скоро будет точно известно, сколько раз Чахэ встречалась с ними, и монах даже предполагал, что снаружи их подслушивают шпионы ханского брата. От этой мысли чай показался кислым, и Яо Шу слегка поморщился. Этот мир был для него чужим. Придя сюда, чтобы проповедовать миролюбивое учение Будды, монах пока не знал, правильно ли он поступил. Монголы казались странным народом. Они как будто с интересом внимали всему, что Яо Шу говорил им, особенно если он излагал свои уроки в виде историй.