— Кто бы еще стал восхищаться этим бардаком? Дребезжа, подкатил драндулет с шашечками, и водитель выскочил как ошпаренный:
— В город? В город едем? А?
— Сколько?
— По счетчику! Вы что, думаете, я мошенник какой?
Нью-йоркские таксисты либо кататоники, либо философы, третьего не дано. Нам попался философ, который донимал нас своими жалобами все сорок минут пути. Ничего нового мы не услышали, но Дэнни с энтузиазмом поддерживал беседу. Водителя звали Мильтон Стиллер, и, когда мы выкатили на мост Триборо, Дэнни уже звал его Мильтом и участливо расспрашивал про супругу, Сильвию.
Есть люди, готовые беседовать с кем угодно и в ком угодно способные найти что-нибудь интересное. Я не из таких — в отличие, как не замедлило выясниться, от Дэнни. Он внушал ощущение уюта и уверенности; чувствовалось, что с ним можно без боязни делиться любыми откровенностями — он не станет обсуждать вас и никогда ничего не разболтает. Не исключено, что наш новый друг Мильтон донимал пленных пассажиров своими горестями уже лет двадцать. Но Дэнни слушал и отвечал — он был как раз тем человеком, которого все мы мечтаем навсегда залучить в гости и ни с кем не делиться. Когда мы уже подъезжали к дому, Мильт пригласил нас к себе. Уверен, сказал Мильт, что Сильвии мы понравимся.
Дэнни расплатился и дал такие чаевые, что у меня глаза вылезли на лоб. После чего подхватил чемоданы и направился к двери.
— Эй, Клон. Подь сюды, на минутку.
Клоном меня еще ни разу не называли. Обычно Колин. Как-то даже Калина, но Клон — это что-то новенькое.
— Да, Мильт?
— Крепко держись за этого долговязого, слышь? Бог ты мой, был бы у меня такой сынуля!
К горлу подступил комок, и пришлось быстро отвернуться, чтобы Мильт не увидел предательские слезинки.
— Обязательно. Обещаю.
Дэнни стоял у входа с чемоданами и все с той же улыбкой. Он ждал меня — ждал Клон.
Стол был накрыт. Я подала единственное основательное блюдо, которое умела нормально готовить, — лазанью со шпинатом. Но по пути к столу меня вдруг осенило; имей я еще одну руку — хлопнула бы себя по лбу:
— Вот черт!
Дэнни оторвался от стакана с пивом, которое оставило у него под носом белые пенистые усы:
— В чем дело? Забыла что-нибудь?
— Дэнни, я же лазанью приготовила! У меня совершенно вылетело из головы, что едят в Италии. Вас там этим, наверное, по три раза на дню кормили!
Он мотнул головой и хлопнул ладонью по столу: ставь, мол. Затем склонился над лазаньей, словно журавль, и стал внимательно изучать.
— Каллен, она же… зеленая, — блаженно улыбнулся он.
— Конечно! Это лазанья со шпинатом.
— Со шпинатом?! Ну и ну!
— Да, со шпинатом. Я вегетарианка. Но она все равно вкусная.
— Э… ну да. — Он хотел снова приложиться к стакану, но отставил пиво на стол, очень осторожно.
— А что? Первый раз со мной такое, целый день сегодня глаза на мокром месте.
— Вот этого, пожалуйста, не надо. Просто с вегетарианцами мне всегда немного не по себе.
— Не по себе? Дэнни Джеймс, ты и на войне был бы спокоен как удав. Тебе что, нравится есть мертвую плоть?
— Э… ну да. — Он взял вилку и осторожно потыкал мой шедевр, словно минное поле изучал. — Это действительно вкусно?
От моего прищура можно было спички зажигать; кусок, который я плюхнула ему на тарелку, был величиной с крышку канализационного люка.
— А ну пробуй!
— А если оно еще горячее? Овощи-то медленней остывают.
— Ешь!!!
Улыбка померкла, однако Дэнни приступил к еде и после третьей добавки темпа не сбавлял. |