|
Отец подошёл бочком, примостился на краешек высокой табуретки и поднял бутылку «Будвайзера», салютуя сыну. — Быть старым, конечно, хреново, но пиво хотя бы немного скрашивает этот недостаток. — Ты прав, — сказал Грей, сделав большой глоток. Он подумал о том, что мешать кодеин с алкоголем не самое мудрое решение, но утро у него выдалось настолько кошмарным, что сейчас подобные мелочи уже не имели значения. Отец молча смотрел на сына, и молчание длилось так долго, что стало неловким. — Итак, — заговорил Грей, — ты теперь и домой самостоятельно дойти не можешь? — Да пошёл ты! — с притворной злостью огрызнулся отец, а затем улыбнулся и грустно покачал головой. Он не любил недомолвок и всегда ценил искренность и откровенность. Стрельба прямой наводкой — так называл это отец. — По крайней мере, я, в отличие от тебя, не сидел в тюряге! — Да уж, до меня тебе далеко. Тебя в Ливенуорт даже за деньги не пустят. — Вот и замечательно, плакать не буду! Два уголовника для одной семьи — многовато. Эта добродушная пикировка немного разрядила атмосферу, но, когда их взгляды встретились, Грей заметил в глазах отца то, чего никогда не видел в них раньше. Страх. Отношения между отцом и сыном всегда были непростыми. После аварии отец стал сильно пить и время от времени впадал в депрессию. Техасский нефтяник в одночасье превратился в домохозяйку, и это сломило его. Он был вынужден сидеть дома и растить двоих сыновей, в то время как его супруга каждый день ходила на работу и зарабатывала деньги. Злясь, но не в силах что-либо изменить, отец превратил дом в подобие концлагеря, а Грей, прирождённый бунтарь, постоянно выступал против драконовских порядков, которые навязывал отец. Когда же ему исполнилось восемнадцать, Грей просто собрал рюкзак, ушёл посреди ночи из дома и записался в армию. После этого отец с сыном не разговаривали целых два года. Постепенно и очень осторожно мать помирила их, и все же отношения между отцом и сыном напоминали скорее вооружённое перемирие. «Вы в большей степени одинаковые, нежели разные», — сказала как-то мать. Более пугающих слов Грей не слышал за всю свою жизнь. — Что за дерьмо! — нарушил молчание отец. — «Будвайзер»? — подхватил Грей. — Это точно! Вот почему я пью только «Сэм Адамс». Отец ухмыльнулся: — Ну и засранец же ты! — Ты меня сам таким воспитал. По своему образу и подобию. — То есть я тоже засранец? — Я этого не говорил. Отец снова усмехнулся и спросил: — А что это ты вдруг заявился? «Потому что я не знаю, как долго ты ещё будешь меня помнить», — мысленно ответил Грей, однако вслух этого не произнёс. За фасадом жёсткости и независимости в душе Грея все ещё жила детская уязвимость, память о прошлых обидах, желание услышать от отца хоть несколько ласковых слов. Но время стремительно таяло, и какой-то частицей своего сознания Грей понимал, что, по всей вероятности, слов этих ему уже не услышать. — Где ты купил эти сэндвичи? — спросил отец. — Они просто великолепны. Грею пришлось приложить определённое усилие, чтобы на его лице ничто не отразилось. — Мама сделала, — ответил он. — А-а, ну да… — смущённо проговорил отец. Их взгляды снова встретились, и помимо страха Грей заметил в глазах отца ещё и стыд. Пятнадцать лет назад он перестал быть мужчиной, а теперь перестаёт быть человеком. — Пап, я… — Пей своё пиво! В голосе отца прозвучала прежняя злость, и Грей по привычке, оставшейся с детства, немного испугался. Он молча пил пиво, не в состоянии говорить. Возможно, мать была права: они действительно слишком похожи друг на друга. |
