– Разве ты не должна порадоваться за него? – поинтересовался я.

– Порадоваться? – воскликнула Женя, – Порадоваться? Чему? Это произошло так неожиданно! В эти выходные они уже распишутся, представляешь? А мне ни словом не обмолвился, партизан! Для меня это вообще шок! Так нечестно!

Я молчал. А что тут, собственно, скажешь?

– Изольда Эдуардовна, – дурашливым голосом произнесла Женька, – Ну, и имечко, представляешь? Говорящее! Она, правда, такая холодная, будто изо льда! Перевезла свои вещички к нам с утра, за завтраком уже наделала мне кучу замечаний… Евгения, говорит, вы поставили на стол не кофейные чашки! Не кофейные ей чашки, чего вздумала! А я понятия не имею, какие ей кофейные понадобились… У меня сроду таких не было. Какие были, такие на стол и поставила!

Женька пыхтела от возмущения.

– Евгения! – продолжила девчонка гнусавым голосом, – Не болтайте за столом! А я разве болтала, Кость? Я просто спросила, надолго ли она к нам это самое… пришвартовалась.

Я тихо рассмеялся. Тогда мне казалось, что Женя устраивает трагедию на ровном месте.

– По-моему, ты сейчас порешь горячку, – серьезно сказал я, – Пусть она немного не в твоем вкусе, но твой дедушка, по-видимому, любит ее. И с ней он счастлив! Подумай о нем немного…

– Да? – Женя возмутилась пуще прежнего, – Костя, а обо мне когда-нибудь кто-нибудь будет думать? Почему они все делают так… исподтишка. Как снег на голову! Почему меня заранее с ней не познакомить, чтобы я потихоньку свыклась с мыслью, что я больше не буду хозяйкой в своем доме, что мы станем жить втроем, что моя жизнь вновь не будет прежней… Я ее сегодня первый раз в жизни увидела! Почему они скрывают все до последнего? Что за трусость? Несколько лет назад я так проснулась, а родителей нет дома… Все, уехали! И даже не попрощались! Не сообщили мне дату своего отъезда… Это нормально по-твоему? Видите ли, не хотели меня расстраивать! И все они счастливы! Все! Кажется, кроме меня!

Женька выглядела такой потерянной, что я не выдержал и осторожно обнял ее. Теперь мы сидели в обнимку в коридоре, вытянув ноги. Я вновь почувствовал уже родной запах морской соли и мяты. И сердце мое застучало громче, быстрее.

– Мир – отстой! – между тем, продолжала ворчать Женя, – Кажется, эта Изольда специально меня провоцирует. Возможно, дедушка рассказал ей, что я быстро выхожу из себя! Ну, ничего, я наоборот и виду не подам, что меня задевают ее нравоучения!

Я меж тем рассматривал Женькины пыльные кеды, затем перевел взгляд на загорелые коленки: на одной из них была свежая ссадина. Я вспомнил, как девчонка ловко забиралась на маяк, рыбачила в открытом море, смело управляла яхтой… Мне захотелось обнять Женю еще крепче, прижать к себе изо всех сил, никогда не отпускать. Но, думаю, она не поняла бы моего душевного порыва.

– И дедушка тоже хорош! Вообще никак не реагировал на ее никчемные замечания! Просто дальше молча пил кофе из, простите великодушно, не кофейных чашек! Как-то без нее всю жизнь так завтракали и ничего, не померли.

Мне нравилось слушать Женькино ворчание. Я уткнулся носом в ее волосы, пока она, кажется, не замечая ничего вокруг, продолжала:

– И вот она мне говорит: «Евгения! Я там в вашей комнате заметила книжную этажерку, и почему-то мне кажется, что она лучше будет смотреться в гостиной!», А я ей: «Ах, Изольда Эдуардовна, а не выпить ли вам яду?».

– Так и сказала? – удивился я, не отрывая лица от Женькиных волос.

– Ну, немного не так, – призналась Женька, – Я предложила допить ей свой кофе из неправильной чашки и вернуться к этому разговору немного позже…

Женя вздохнула.