Массивный сухогруз, идущий вниз по течению, громко гудит. На оранжевом борту белыми буквами написано: «Звезда Риги». Интересно, Рига – это какое-то место или что? Шерон и Джеко наверняка знают. Зеваю во весь рот, ложусь навзничь на похрустывающую гальку и смотрю, как одна за другой набегают на каменистый берег волны, поднятые тяжелым судном.

Господи, как же спать хочется…

– Сайкс? Ты жива? Эй, Сайкс!

Дневной свет режет глаза. Где я? Почему босиком? И с какой стати чертов Эд Брубек трясет меня за плечо? Отдергиваю руку, стремительно вскакиваю, отбегаю на несколько шагов; горячая галька – ай! – обжигает босые ступни, и я с размаху трескаюсь головой о край деревянного волнореза.

Эд Брубек стоит как вкопанный.

– Больно, должно быть.

– Без тебя знаю! Голова-то моя!

– Я просто проверял, не умерла ли ты.

Я потираю ушибленную голову:

– А что, я похожа на покойника?

– Ну да. Всего несколько секунд назад была очень даже похожа.

– Так учти, урод, я очень даже живая! Просто… вздремнула.

Велосипед Брубека лежит на боку, колесо еще крутится, к раме привязана удочка.

– Только не рассказывай, что ты пришла сюда пешком, Сайкс.

– Нет, меня сюда пришельцы доставили, на сверхскоростном звездолете! И сразу перепрыгнули в другое измерение!

– Хм. Вот уж не знал, что ты у нас любительница активного отдыха на природе.

– Вот уж не знала, что ты у нас добрый самаритянин!

– Век живи, век учись.

Где-то вдалеке какая-то обалделая птица вовсю выводит дурацкие заливистые трели. Эд Брубек откидывает с глаз черную челку. Он такой загорелый, прямо как турок.

– Ну и куда же ты путь держишь?

– Куда-нибудь подальше от этого вонючего Грейвзенда, пока ноги не отвалятся.

– Ничего себе. И чем же Грейвзенд так провинился?

Я зашнуровываю ботинки. Волдырь на пальце саднит.

– А сам-то ты куда направляешься?

– У меня дядя вон там живет. – Эд Брубек машет куда-то вдаль, от реки. – Он полуслепой, из дома почти не выходит, вот я и навещаю его, чтобы не скучал. Я как раз от него ехал, хотел в Оллхэллоусе порыбачить, да вдруг тебя увидел и…

– И решил, что я умерла? А я и не думала умирать! Что ж, не стану тебя задерживать.

Он улыбается – дескать, как хочешь – и идет по берегу.

Я кричу ему вслед:

– Эй, Брубек, а Оллхэллоус далеко?

Он поднимает велосипед:

– Миль пять отсюда. Хочешь, подвезу?

Я вспоминаю Винни с его «нортоном» и качаю головой. Эд, как пижон, вскакивает на велосипед и уезжает. А я набираю полную горсть камешков и злобно швыряю в реку.

Эд Брубек, крошечный, как пылинка, скрывается за купой островерхих деревьев. И даже не оглянулся ни разу! Дура я, что не согласилась. Усталые колени не гнутся, ступни дико ноют, а тысячи крошечных сверл буравят лодыжки. Нет, в таком состоянии пять миль я в жизни не пройду. И вообще, Эд Брубек – такой же парень, как Винни; а все парни попросту спермометы. В животе бурчит от голода. Зеленый чай – отличная вещь, но кто ж знал, что после него ссышь, как конь. А во рту будто кошки насрали. Эд Брубек, конечно, парень, но все-таки не полный мудак. На прошлой неделе, например, он поспорил с миссис Бинкерк на уроке религии, обвинил ее в ретроградстве, чисто по-взрослому, а его отправили к мистеру Никсону. Наверное, люди – как айсберги: верхушку видно, а остальное нет. Я стараюсь не думать о Винни и все-таки думаю; вспоминаю, как еще утром мечтала собрать с ним рок-группу.