– Играть некогда, – сказал Квиллер. – Я ухожу. Вечеринка с коктейлями. Может быть, принесу тебе оливку.

Он надел брюки, только что прошедшие химчистку, расшпилил недавно купленную рубашку и поискал свой новый галстук. Обнаружил его висящим на ручке дивана. На самом виду оказалась дырочка, и Квиллер застонал. Итак, в добром здравии пребывал только один клетчатый галстук. Он сорвал его с дверной ручки, где тот болтался, и повязал его на шею, ворча про себя. Тем временем Коко уселся на словарь, с надеждой готовясь к игре.

– Нынче вечером игра не состоится, – повторил Квиллер. – Ты слопаешь свою солонину, а потом хорошенько вздремнешь.

Репортёр собирался поймать на вечеринке сразу трёх зайцев. Он надеялся завести кой—какие полезные знакомства. Хотел взглянуть на фешенебельную и дорогую «Виллу Веранда». И очень хотел снова повидать Дэвида Лайка. Ему нравилась непосредственность этого человека. Лайк оказался не таков, какими Квиллер представлял себе дизайнеров. Лайк не был ни фатом, ни снобом и с небрежным изяществом, как привычную одежду, носил свою эффектную красоту,

«Вилла Веранда», современное дополнение к городскому ландшафту, была восемнадцатиэтажным зданием, огибавшим край живописного парка; балконы имелись в каждой квартире. Квартиру Лайка переполнял веселый смех и звон бокалов; из скрытых усилителей гремела музыка.

Лайк сказал приятно рокочущим голосом:

– Это ваш первый визит на «Виллу Веранда»? Мы зовем это здание «Реванш архитекторов». Балконы получились чересчур солнечными, чересчур продуваемыми и чересчур грязными. Угольная пыль, которая пролетает через мою гостиную, способна выбить глазное яблоко. Но это престижное местечко. В этом доме живет кое-кто из знаменитостей, среди них несколько слепых на один глаз.

Он сдвинул скользящую стеклянную дверь вдоль стеклянной стены и показал Квиллеру балкон, где металлическая мебель стояла чуть ли не на целую треть в воде, поверхность которой рябил ветер.

– Балконы после каждого дождя дня на три превращаются в болото, – сказал он. – Перила при сильном ветре вибрируют и поют «Аве Мария». И обратите внимание на наш уникальный вид – панораму девяноста двух других балконов.

В самой же квартире царила теплая жилая атмосфера. Всюду виднелись горящие свечи, книги в переплётах из дорогой кожи, экзотического вида растения, картины в солидных рамах и груды подушек, В одном углу журчал фонтанчик. А обои, роскошнейшие из всех когда—либо виденных Квиллером, походили на серебряную солому с узором из павлинов.

В убранстве преобладали восточные мотивы. Квиллер заметил восточную ширму, кривоногие чёрные столы, а в столовой – китайский ковер. На слоях гальки стояли большие таитянские скульптуры, подсвеченные скрытыми прожекторами.

Вот бы нам это сфотографировать, – сказал Квиллер Лайку.

– Я собирался предложить кое-что ещё в этом же здании, – отозвался дизайнер. – Я сделал квартиру Гарри Нойтону – как раз такую pied- a- terre [6], какие он использует для деловых обедов, но она сделана с большим вкусом и за большие деньги – ими её можно было бы выстлать от стены до стены. И цвета в ней сдержанные – в пастельных тонах. Я выбрал баклажанный, шпинатный и цвет перезрелой дыни.

– А кто такой Гарри Нойтон? – спросил Квиллер. – Я, кажется, слышал это имя.

– Ещё бы вы его не слышали! Воротила бизнеса! Гарри владеет стадионом, парочкой отелей и, вполне вероятно, зданием ратуши.