– На горечи далеко не уедешь, – отвёл глаза Тейт.

– Откровенно говоря, то, что он замешан в этом деле, было для меня ударом. Он казался прямодушным, искренним малым.

– Люди не всегда таковы, какими кажутся.

– А могло случиться, что Паоло был только марионеткой в руках настоящих преступников?

– Могло, конечно, но это не вернёт мне моего нефрита.

– Мистер Тейт, хотите верьте, хотите нет, но мне хочется, чтобы вы знали: у меня сильное предчувствие, что похищенные вещи найдутся.

– Мне бы ваш оптимизм. – Тут в коллекционере вспыхнула искра любопытства. – А почему у вас такое предчувствие?

– В газете ходит слушок, что полиция нащупывает какой-то след.

Квиллер не впервые распускал слушок о слушке, и это часто приносило плоды.

– Странно, что они не связались со мной, – сказал Тейт.

Он повёл гостя вверх по лестнице и – к выходу.

– Возможно, мне не следовало об этом упоминать, – пожал плечами Квиллер. И небрежно добавил; – А эта наша домоправительница – не возьмётся ли она за временную работу, пока вы отсутствуете? Моему другу понадобится домоправительница, покуда жена его в больнице, а найти хорошую помощницу на короткий срок нелегко.

– Не сомневаюсь, что миссис Хоукинс нужна работа, – отозвался Тейт.

– А скоро вы её опять пригласите?

– Да я и не намерен её снова приглашать, – ответил Тейт. – Работает она недурно, но – прирожденная неудачница.

– Ну, если вы в ней не нуждаетесь, я хотел бы дать её телефон своему другу.

Тейт пошёл в библиотеку и написал данные на листке бумаги.

– В придачу я дам вам имя и адрес того торговца нефритом в Чикаго, – сказал он, – на случай, если вы передумаете.

Когда проходили мимо гостиной, Квиллер метнул жадный взгляд на закрытые двери.

– А Паоло что-нибудь повредил, когда открывал ниши?

– Нет. Никаких повреждений… Небольшое, правда, утешение, – печально признался Тейт, – но мне приятно думать, что нефрит взял кто-то, кто его любит.

Уезжая с Тёплой Топи, Квиллер чувствовал, что даром потратил утро и два галлона казенного бензина. Вдобавок в течение всего визита он ощущал зуд возле верхней губы. Ему казалось, он учуял что-то лживое во всей повадке коллекционера. Этому человеку надлежало быть грустнее – или безумнее. И потом – была ещё эта душещипательная дымовая завеса: «Мне приятно думать» что нефрит взял кто-то, кто его любит».

– Ну приятель! – громко сказал Квиллер. – Вот так дела!

Сыскное утро лишь обострило его любопытство, и теперь он устремился в дом, где мог получить кой-какие ответы на свои вопросы. Он поехал на Ривер-стрит, в фирму под названием «ОРГУР».

Для дизайнерской студии то было непривлекательное местечко. «ОРГУР» казался застенчивым щёголем среди ветхих, амбарного вида лавчонок, верных своему слесарно-скобяному скарбу и изношенным автоматическим кассам.

Товары в витрине заманчиво располагались на фоне кухонной клеёнки в розовых котятах. Здесь были вазы со страусовыми перьями, глыбы ломаного бетона, покрытые фосфоресцирующими красками, и чаши с яйцами, усыпанными блестками. Цены на ярлычках были невысокими и в то же время внушающими уважение, что и приличествовало первоклассному магазину: пять долларов – за каждое яйцо, пятнадцать – за глыбу бетона.

Квиллер вошёл в магазин (дверная ручка – позолоченная копия статуи Свободы) – и колокольчик возвестил о его появлении, прозвякав четыре ноты песенки «Ах, какой же я сухой».