Юм-Юм ликующе развязывала шнурки его собеседника, Коко исследовал его носки и брючины – усы у кота топорщились, глаза безумно блестели.
– Люди, которые там живут, – объяснял Эддингтон, – Когда-то собирали редкие книги, в прекрасных переплётах, первые издания. Я имею в виду богатых людей. Так полагалось делать.
– Газетчикам следовало бы послать репортера к вам в магазин и взять интервью.
– Не думаю, чтобы из этого интервью получилось много толку. – сказал букинист. – Однако рекламу я дал – четверть страницы. Раньше я ничего подобного не делал, но пришла милая молодая леди и сказала, что мне следует дать рекламу. – Он виновато добавил: – Реклама – это… диверсионная кампания против интеллектуальной честности и нравственной независимости. Кто-то сказал это. Кажется, Тойнби.
– Четверть страницы не скомпрометирует вас, – заверил его Квиллер.
В этот момент Харли Фитч подошёл к подносу с тортом, и Коко перенёс своё внимание на вице-президента банка, стал тереться о его щиколотки, покусывать его джинсы и хрипло урчать.
– Попробуйте-ка, Эд, – громко сказал Харли, словно букинист был глухим.
– Я уже съел два куска. Разум должен управлять, а аппетит повиноваться.
– Кто это сказал, Эд?
– Цицерон.
– Уверен, Цицерон одобрил бы, если б вы съели ещё кусочек. Как часто вы бываете на таких вечеринках?
Эддингтон тоскливо сказал:
– Я никогда не был на вечеринках по поводу дня рождения.
– Даже на собственной?
Маленький человечек отрицательно покачал головой и улыбнулся своей вежливой, используемой по любому поводу улыбкой.
– Ладно! На ваш день рождения мы устроим вечеринку на сцене нового театра, с десятифутовым тортом. Вы сможете задуть свечи перед аудиторией в три сотни человек.
Удовольствие на сером лице букиниста сменилось недоверием.
– Мы объявим в Пикаксе День Эддингтона Смита.
Дэвид, услышав шум, присоединился к игре.
– Мы устроим парад с платформами на колесах, с оркестром старшеклассников и вечерним фейерверком.
Джилл Фитч отвела Квиллера в сторону.
– Ну разве они не сумасшедшие? – сказала она. – Ведь они так и сделают! Они организуют парад, фейерверк и даже речь мэра – или губернатора. Они такие. – Она понизила голос. – Хотите прийти в субботу на вечеринку-сюрприз – новоселье Харли и Белл? Вы знаете: они переехали в старый дом Фитчей. Приносите свою бутылку.
– А как насчёт подарка?
– Без подарков. Видит Бог, они ни в чём не нуждаются. Вы видели дом дедушки Фитча? Он напичкан всякой всячиной. Не представляю, как Харли может жить со всеми этими стоящими на пьедесталах животными и мраморными нимфами.
– Я ни разу не видел Белл, – сказал Квиллер. – Она что, не интересуется театром?
Джилл пожала плечами:
– Она в актерской компании чувствует себя не в своей тарелке. А теперь, когда беременна, Харли говорит, стесняется.
Это была шумная вечеринка: двадцать четыре члена клуба столпились в комнате, рассчитанной на одного мужчину и двух кошек. Кэрол Ланспик много смеялась. Ларри изображал своих самых эксцентричных покупателей. Сьюзан Эксбридж, сорокалетняя разведённая женщина, пригласила Квиллера пойти на танцы в Кантри-клуб, но он сослался на неотложные дела: Сьюзан входила в совет библиотеки и он боялся, что до Полли дойдут слухи. Эддингтон Смит сказал, что в жизни никогда ещё так хорошо не проводил время. Харли Фитч был польщён заигрыванием Коко и попросил разрешения забрать его с собой.
После того как толпа разошлась, Квиллер приготовил на аппарате ещё чашечку кофе и доел торт. |