– Как ваши люди отнеслись к этому предложению?

– Большинство хочет остаться в Лощине, но учредители говорят, что в долине мы приобретём известность и сюда легче добираться. Плата же за аренду будет чисто символическая, поскольку администрация торгового центра заинтересована в нас.

– Не делайте этого! – сказал Квиллер. – Картофельная Лощина уникальна. В торговом центре сразу пропадет её естественное очарование. Вам придётся работать семь дней в неделю, по одиннадцать часов в день, а плата за аренду перестанет быть символической, как только вы устроитесь. Они пытаются вас эксплуатировать.

– Рада слышать ваши слова. Я не доверяю жителям Спадзборо. Они делают всё ради своей выгоды, совершенно не считаясь с нами. Они сваливают мусор и использованные шины в ущелья нашей горы, вместо того чтобы отвезти на свалку в Спадзборо, где им пришлось бы заплатить пятьдесят центов.

– Вы заявляли протест?

– И не один раз! Но местные власти никогда не поступают честно с бульбиками. Можно подумать, что мы не платим налоги! А теперь они вообще пытаются вытолкать нас с горы.

– Но как они могут это сделать?

– Очень просто. Наши старики вынуждены будут продать землю либо из-за нехватки денег, либо из-за невозможности уплатить налоги. Жители Спадзборо скупят землю почти за бесценок, а затем продадут её за огромные деньги. Именно это сделал Хокинфилд с Большой Бульбой. И мы боимся, что то же самое случится с нами. Придут застройщики, налоги возрастут, всё больше и больше бульбиков станут продавать свои угодья. А когда вы живете на земле, которая принадлежит вашей семье не одно поколение, то ужасно горько терять её. Жители долины, у которых здесь нет таких глубоких корней, как у нас не понимают наших чувств.

После этого ужин протекал почти спокойно, хотя Квиллер отметил, что курица необычно пересолена для ресторана, гордившегося своими приправами из трав. Однако он делал всё возможное, чтобы сохранить приятную атмосферу.

– Я хотел спросить вас о странном явлении, которое озадачило меня, – сказал он. – Это было в пятницу около полуночи. Небо было чистым, и я увидел на Малой Бульбе хоровод огней.

– Ах это. Не знаю, как лучше вам объяснить. Это что-то мистическое… Вы должны понять мою мать. Она своеобразный мыслитель. Она верит, что одной только силой воли можно изменить ход событий. А вы верите в это? – округлив глаза, спросила Кризалис.

– Почему бы нет, – сказал он, думая о необычайных повадках Коко.

– Это не просто её собственная идея. Мои бабушка и прабабушка верили в то же самое. Они выжили в тяжёлые времена и дожили до преклонных лет. Я хотела бы иметь их убежденность.

– А что, вашей матушке удавалось повлиять на какие-нибудь события?

– Ну… однажды отец попал в страшную аварию на фабрике, и доктора сказали: ему не выжить. Но и мама, и бабушка своей волей заставили его жить. Это произошло двадцать пять лет назад, и никогда не догадаться о том, что с ним что-то случилось, разве только по небольшой хромоте.

– Убедительная история.

– Некоторые называют это колдовством.

– Расскажите это Норману Винсенту Пилу, – ответил Квиллер. Заметив, что она ковыряет вилкой еду, он спросил, нравится ли ей курица.

– Пересолена. Я не привыкла к такой соленой еде.

– Согласен, повар посолил от души. Кто-то должен заявить ему об этом напрямик… Расскажите о способностях вашей матушки.

– Она всегда устраивала хорошую погоду в те дни, когда собиралась вся семья, – сказала Кризалис со странным смехом.