После недолгих раздумий Квиллер решил уберечь от беды нервного и без того подавленного Обри. Делал это он не только из альтруистских соображений: как журналист, он не мог допустить, чтобы у него увели сенсационный материал.

Он бодро зашагал домой за ключами от машины. Стараясь не шуметь, поставил в холодильник кварту индюшачьего супа и вышел из амбара, не потревожив кошачий сон.

Подъехав к дому Лимбургера, он припарковался на заднем дворе. Впервые дверь медового сарайчика была плотно закрыта. Сперва Квиллер подошёл к главному входу и позвонил в старомодный звоночек – ему никто не открыл. Он постучал в дверь, но ответа по-прежнему не было. Во дворе стоял синий пикап Обри – пчеловод мог спустился к ручью проведать пчёл.

Позвонив ещё раз, Квиллер стал всматриваться в матовое стекло входной двери. К ней из недр дома медленно приближался смутный силуэт.

– Обри! Это твой друг из Пикакса! – выкрикнул Квиллер. – Мне нужен мед! – Он умышленно использовал два ключевых слова: «друг» и «мёд».

Дверь медленно открылась, и Обри ответил ему своим писклявым голосом:

– Я его весь выбросил. И пчёл распущу.

– С тобой снова разговаривали полицейские?

Обри тряхнул своими седыми прядями.

– Они приезжали, но я спрятался в Погребе, – сказал он.

– Послушай, я хочу дать тебе один дружеский совет. Тебе надо убраться из этого дома. Сюда скоро понаедет масса незнакомцев из Центра, а они ещё хуже, чем полицейские. Поживи какое-то время у родственников. Где живут твои братья?

– Там, дальше, если ехать по этой дороге.

– Хорошо. Я отвезу тебя к ним. Тебе надо собрать сумку? Прихватишь что-нибудь с собой?

– Мне ничего не надо.

Когда Квиллер стал подталкивать Обри к машине тот неожиданно заявил:

– Я хочу к маме.

– Что ж, тем лучше. Скажи мне, куда ехать.

По дороге Обри нехотя и кратко отвечал на вопросы, которые Квиллер задавал ему, чтобы разрушить неуютную тишину: «Твоя мама живет одна? Ты часто её навещаешь? Давно умер твой отец? Ты разговаривал с ней после происшествия на берегу реки?»

Большой старинный фермерский дом, семейный особняк Скоттенов, располагался между Блэк-Крик и Мусвиллом. На клумбах перед домом в неимоверном количестве цвели хризантемы, некоторые из них имели цвет запёкшейся крови. По-видимому, цветы выращивали на продажу. На одной из клумб женщина в рабочей одежде и наколенниках выкапывала кусты хризантем и пересаживала их в горшки. Когда машина Квиллера въехала на длинную подъездную аллею, женщина воткнула лопату в землю и пошла навстречу гостям. Это была высокая, как и все её сыновья, женщина с обветрившимся худым лицом, на которое падала тень от широких полей соломенной шляпы.

– Бедный мой мальчик! – воскликнула миссис Скоттен, обнимая сына. – Как ты похудел! Тебя надо покормить! – Затем она взглянула на усы Квиллера: -Мы с вами знакомы? Вы, должно быть, работаете в газете, и это вы написали статью о пчёлах.

– И ещё я покупаю у Обри мёд. Я заехал к нему. чтобы купить немного, но, увидев вашего сына в таком состоянии, решил, что он нуждается в заботе родных.

– Бедняжка! Пойдём в дом, я накормлю тебя блинчиками, – сказала миссис Скоттен, – И подстричь тебя тоже надо. Сколько лет ты уже не ходил к парикмахеру, сынок?

Квиллер поймал её взгляд и прошептал:

– Мне надо поговорить с вами.