– Хотелось одну зиму провести вдалеке от трёхметровых сугробов и ледяных торосов.

– Он живёт в этой развалине, в «Касабланке», – сказал Мэтг.

– Неужели? – удивилась она. – Я и сама когда-то там жила. Почему вы выбрали это жуткое место?

Там разрешают держать кошек, а у меня два сиамца.

– И как вам здание?

– Интересное, если вы мазохист.

– И на каком этаже вы живете?

– На четырнадцатом.

– Лучше быть повыше.

– Если не считать того, что оба лифта могут сломаться одновременно.

– Не на четырнадцатом ли пару месяцев назад произошло убийство?

– Именно так мне и сказали.

– Ой, знаете, мне бы хотелось ещё поболтать… Может, мы как-нибудь пообедаем, пока вы здесь?

– С удовольствием, – откликнулся Квиллер. Когда она отошла, он обратился к Мэтту: – Привлекательная девушка. Замужем?

Репортер кивнул.

– За одним из наших спортобозревателей.

– Давайте закажем десерт, а, Мэтт? Сегодня дежурное блюдо – тыквенный пирог со взбитыми сливками. Интересно, каковы они на вкус? Настоящие ли? Человек, живущий в миле от молочной фермы, быстро привыкает к хорошему.

Официантка, так и не принесшая ему хрен, не смогла сказать, из настоящего коровьего молока сделаны сливки или нет.

– Если вы этого не знаете, видимо, они ненастоящие, – подытожил Квиллер. – Тогда принесите яблочный пирог с сыром. Он хотя бы настоящий? Впрочем, уверен, что нет. Давайте лучше замороженный йогурт.

После кофе и десерта они покинули пресс-клуб и каждый пошёл в спою сторону: Мэтт – обратно в полицейское управление, Квиллер – на автобус, идущий до «Касабланки».

– Спасибо, – сказал на прощанье репортер. – Мне было очень приятно с вами пообедать.

– Мне тоже, – откликнулся Квиллер. – И кстати, не сделаете мне одолжение? Проверьте, пожалуйста, ваши записи по делу Бессингер, посмотрите, чью машину разбили на стоянке, хорошо? А потом позвоните мне. Вот номер.

День едва перевалил за половину, а вокруг «Касабланки» царила тишина. Прежде чем подняться по выщербленным ступеням, Квиллер оглядел стоянку машин. «Слива» надежно покоилась в своём двадцать восьмом «стойле», но его интересовали машины, примостившиеся у самой стены здания, под номерами от первого до двадцатого, поскольку прямо над ними находилась терраса, с которой прыгнул Росс. Номера с двадцать первого до сорокового располагались на западной стороне стоянки. После наступления темноты оба ряда освещались недостаточно – на всю большую стоянку имелся только один прожектор.

Квиллер не понял почему, но его рука потянулась к усам. Его роскошные усы были интересны тем, что в минуты сомнения, опасности, подозрений всегда посылали ему сигналы. Вот и сейчас он ощутил покалывание над верхней губой. Входя в здание, Квиллер потёр усы костяшками пальцев.

Поднявшись к себе наверх, он обнаружил под дверью ещё один конверт и застонал, решив, что здесь снова побывала Изабелла. Но конверт был из плотной бумаги цвета слоновой кости, и его имя было выведено очень аккуратно. Может, от Винни Уингфут, подумал он с надеждой и надорвал конверт. Послание, написанное не шариковой, а чернильной ручкой, гласило: «Вы не могли бы оказать мне честь, отужинав у меня в семь? Аделаида Пламб». В левом нижнем углу стояли монограмма и номер телефона.

В некотором замешательстве Квиллер позвонил, чтобы дать согласие.

Ответил Ферди-Бык.

– Хорошо, передам. Сейчас она отдыхает. На ужин будет куриный хаш – мелконарубленная курятина с овощами.