Компаньоны провели краткое совещание, после которого Маркиз взялся за телефон.

В справочной службе ему моментально назвали номер фирмы «Каравай», которая занималась поздравлением именинников и юбиляров и вручением им всевозможных подарков и сюрпризов.

– Кто у нас юбиляр? – задумчиво проговорил Леня, прежде чем набрать номер «Каравая».

– Только не я! – шарахнулась от него Лола, – ты же не хочешь смертельно оскорбить меня намеком на мой преклонный возраст?

– Конечно, не хочу, дорогая, – Маркиз задумался, – но и самого себя поздравлять как-то глупо… Пу И… пожалуй, он слишком молод… вот Перришон… говорят, попугаи живут до ста лет и даже дольше, а наш Перринька находится сейчас в самом расцвете сил, так что ему вполне может быть пятьдесят… чем не юбилей?

– Бр-ред! – заорал попугай со шкафа.

– Ну никакой благодарности, – обиделся Маркиз, – я же хочу тебе организовать полноценный праздник, а ты меня поносишь, причем, что характерно, сверху! А ведь все знают, как опасна критика сверху!

Не принимая во внимание недовольство юбиляра, Леня набрал телефон фирмы «Каравай» и заказал поздравление господина П. Перришона с пятидесятилетием. В качестве обязательного условия он потребовал, чтобы поздравительная бригада приехала к юбиляру немедленно, с оплатой по самому высокому сверхсрочному тарифу.

Действительно, не прошло и часа, как в дверь квартиры позвонили.

Лола, наученная горьким опытом со шкафом, выглянула в глазок, нервно захихикала и открыла дверь.

В квартиру тут же ввалилась пестрая компания.

Возглавлял группу толстый Карлсон, пузатый дядечка с красными глазами потомственного и заслуженного алкоголика, в клетчатом, сильно поношенном комбинезоне, с приделанным за спиной вентилятором и рыжими взлохмаченными волосами. Следом за Карлсоном выступала Мальвина – утомленная жизнью сорокалетняя женщина в коротком марлевом платье неопределенного цвета и голубом, в соответствии с ролью, парике. Под руку ее поддерживал Кот в сапогах. Сапоги у кота были хорошие, с большими отворотами и медными пряжками, а вот шляпа – картонная, порванная в нескольких местах и неловко заклеенная. Замыкал шествие Бармалей или какой-то другой сказочный разбойник – в полосатой тельняшке, с черной повязкой на одном глазу и устойчивым запахом застарелого перегара.

Войдя в прихожую, бравые артисты встали полукругом и затянули дурными голосами:

– Юбилей, юбилей, будь здоров и не болей!

Лола, которая невольно сочувствовала столь низко павшим собратьям по актерскому ремеслу, тем не менее возмущенно прервала их пение:

– Вы что же, думаете – это у меня юбилей? Мне, что ли, пятьдесят лет?

– Извиняемся, – выступил вперед Карлсон, который в этой труппе, судя по всему, был за главного.

Он вытащил из своего комбинезона квитанцию, нацепил очки, довольно плохо сочетающиеся с его комедийным сценическим образом, и с некоторым трудом прочитал:

– Господин П. Перришон… это кто же будет?

– Перришон! – крикнула Лола в глубину квартиры, – к тебе пришли!

Перришона не пришлось долго звать. Он обожал всякую суету, и услышав в прихожей голоса незнакомых людей, тут же прилетел, взгромоздился на вешалку и заорал хриплым пиратским голосом:

– Здор-рово, р-ребята! Свистать всех навер-рх!

Одноглазый Бармалей услышал что-то знакомое,

встрепенулся и жизнерадостно затянул:

– Шестнадцать человек на сундук мертвеца…

– Полундр-ра! – закричал попугай, – пр-рекр-рати безобр-разие! Бездар-рность!

– Себя бы послушал! – отозвался обиженный разбойник и угрюмо замолчал.