— А именно?

Эллери рассмеялся:

— Вам ведь все известно, не так ли?

Старик молча покачал головой.

«Он ничего не знал, когда я звонил ему из Нью-Йорка, — подумал Эллери, — но с тех пор каким-то образом обо всем проведал».

— Я прав, верно?

— Я навел кое-какие справки. Неужели это настолько очевидно? Садитесь, мистер Квин, мы ведь с вами не враги. Ваш город терроризировал убийца-параноик, задушивший девять человек, и теперь Эдуард Казалис арестован за эти преступления.

— Но подробностей вы не знаете?

— Нет.

Эллери сел и рассказал обо всем, начиная с убийства Арчибалда Дадли Абернети и кончая задержанием Казалиса возле Первой авеню. Затем он кратко описал поведение заключенного.

— Завтра, профессор Зелигман, в Нью-Йорке начинается суд над Казалисом, и я приехал в Вену...

— С какой целью? — Старик разглядывал Эллери сквозь дым своей трубки. — Казалис был моим пациентом, когда впервые прибыл в Вену с женой восемнадцать лет назад, впоследствии он учился у меня, вернулся в Америку, по-моему, в 1935 году, и с тех пор я видел его только один раз — прошлым летом. Что же вы от меня хотите, герр Квин?

— Помощи.

— Моей помощи? Но ведь дело раскрыто. Что еще может понадобиться? Не понимаю. И каким образом я могу оказаться полезен?

Эллери взял свою чашку.

— Это и впрямь выглядит непонятно, тем более что улики против Казалиса абсолютно неопровержимы. Он был пойман в момент попытки десятого убийства. Он сообщил полиции, что запас шелковых шнуров для удушения хранится в запертом стальном шкафу его кабинета, где их и обнаружили. И он признался в предыдущих девяти убийствах, описав их подробности. — Эллери осторожно поставил чашку. — Профессор Зелигман, я ничего не знаю о вашей науке, за исключением любительского понимания разницы между нервозным поведением, неврозом и психозом. Но, несмотря на мое невежество, — а может быть, благодаря ему — я ощущал тревогу из-за одного факта.

— Какого?

— Казалис так и не объяснил свой мотив. Если он безумен, его мотив проистекает из ложного понимания реальности и может представлять только клинический интерес. Но если нет... Герр профессор, для полного удовлетворения я должен знать, что побуждало Казалиса к этим убийствам.

— И вы думаете, что я могу вам это сообщить, герр Квин?

— Да.

— Каким образом? — спросил старик, попыхивая трубкой.

— Вы лечили его. Более того, он учился у вас. Чтобы стать психиатром, Казалис сам должен был подвергнуться психоанализу. Это обязательная процедура...

Но Зелигман покачал головой:

— В случае с человеком возраста Казалиса, — когда он начал учиться у меня, мистер Квин, анализ не является обязательной процедурой. Казалису в 1931 году было сорок девять лет — в таком возрасте психоанализ крайне редко дает успешные результаты. Весь проект с его учебой выглядел сомнительным из-за возраста. Я предпринял эту попытку только потому, что Казалис с его медицинским прошлым интересовал меня, и мне захотелось провести эксперимент. Простите, что прервал вас...

— Но вы все-таки анализировали его?

— Да, анализировал.

Эллери склонился вперед.

— И что с ним было не так?

— А что не так с любым из нас? — отозвался Зелигман.

— Это не ответ.

— Это и есть ответ, мистер Квин. Мы все демонстрируем невротическое поведение.

— Вы злоупотребляете вашим Schufterei, если я правильно употребляю это слово.

Старик довольно рассмеялся.

— Я снова спрашиваю вас, герр профессор: какова была скрытая причина нервного расстройства Казалиса?

Зелигман молча попыхивал трубкой.