Считал, бесполезно к нему обращаться. Но — как только прочел его письмо — нанял карету и приехал сразу же! Надеюсь, ты позволишь поговорить с ним утром?
— О да, Фредди, я буду так счастлива! — произнесла с воодушевлением Китти.
Под ошеломленными взглядами трех пар глаз мистер Станден с редким изяществом поцеловал руку мисс Чаринг и заверил, что он чрезвычайно ей признателен.
Досада Биддендена выразилась в изъяснении полуфразами, которые он большей частью произносил вполголоса. Он разгневался на Фредди, который увел из-под носа наследницу, не будучи сам в стесненных обстоятельствах; он злился и на Хью, так мало сделавшего, чтобы понравиться Китти.
Какие бы чувства ни обуревали самого Хью — ярость или разочарование, — никто не узнал об этом.
— Не ожидал, — произнес он, поднимаясь и серьезно глядя на Китти. — Умоляю хорошенько подумать, прежде чем предпримете шаг, о котором, уверен, пожалеете. Больше мне нечего сказать. Джордж, я отправляюсь в постель. Надеюсь, и ты, Фостер, готов удалиться.
Однако лорд Долфинтон, инстинктивно почувствовав союзника в кузене Фредди, взбунтовался. Он заявил, что ему не требуется ничье приказание, чтобы отправиться в постель, и, даже зашел так далеко в своей дерзости, что выразил желание выпить за здоровье молодой пары. Поскольку нынешним вечером Хью уже предостерег его от второго стакана бренди с водой, намерение графа выглядело равносильным декларации независимости и испугало самого Долфинтона до такой степени, до какой удивило всех, знавших о его благоговении перед пастором. Тот, правда, не принял вызова и просто окинул отступника долгим неодобрительным взглядом, прежде чем пожелать компании спокойной ночи.
Победа до того воодушевила Долфинтона, что он стал говорлив, вновь и вновь переживая свой триумф с таким упоением, что скоро выжил Биддендена из комнаты.
— Не понравилось, потому что я умыл Хью, — усмехнулся он радостно. — Бедняга, ему не следовало приезжать.
Поскольку стало очевидно, что его лордство намерен остаться в салоне на всю ночь, Фредди, который надеялся получить дальнейшие инструкции от своей нареченной, пришлось применить всю доступную ему силу убеждения, чтобы склонить его отправиться в постель. Но стоило ему осуществить свое намерение, как явилась мисс Фишгард, пылая чувствами, сгорая от любопытства и желания побыть наедине с воспитанницей.
Она имела основания полагать, что в комнате происходил разговор tet-a-tet, но, заглянув с игриво-лукавой улыбкой, спросила:
— Можно войти? — И, не дождавшись ответа, скользнула на цыпочках через порог, как будто боялась побеспокоить больного.
Эта привычка, происходившая отчасти от застенчивости, отчасти от намерения никогда не забывать своего места, неизменно раздражала ее работодателей. Поскольку Китти хорошо знала из пространных воспоминаний мисс Фишгард об унижениях и оскорблениях, которые выпадают на долю гувернантки, она, к ее чести, скрыла свою досаду и, изобразив приветливую улыбку, объявила о своей помолвке.
Слух о том, что достопочтенный Фредди явился посреди ночи, в неприлично-поздний час, и спросил мисс Чаринг, а мисс тотчас же поднялась с постели, оделась и сошла в салон, распространился по всему дому. Новость для всех стала полной неожиданностью. Тем не менее мисс Фишгард восприняла известие с распростертыми объятиями и восторженным восклицанием. Поздний приезд мистера Стандена и его успешное сватовство показались ей настолько необычными, что она, за неимением собственных, процитировала ему стихи одного из своих любимых поэтов. Делая ему реверанс и дрожа от возбуждения, она пробормотала:
— О, мистер Фредерик! Это напоминает: «…ни скалы, ни лес, ни поток в непогоду. Он ринулся в Эск, не ведая брода…»
— А? — вымолвил озадаченно Фредди. |