После третьего за день представления мои дневные мучения закончились, но особой радости это у меня не вызвало. Во время представления хотя бы некогда было думать о том, что шансы вернуть человеческий облик тают на глазах. Сидя же на цепи в фургоне, я просто физически ощущал, как время утекает промеж когтей…

    – Ваш ужин, господин.

    Я вздрогнул, открыл глаза… Кажется, я задремал – усталость и постоянный страх вымотали меня окончательно. Смешно подумать, что кто-то будет обращаться ко мне на вы и называть «господином».

    – Господин… вы спите?

    А… Ну конечно, один такой человек все же остался.

    – Нет, Андрэ. Даже если бы и спал, то ради такого великолепного ужина обязательно проснулся бы. Что тут у нас? О! Поросенок, фаршированный перепелками! А это? Форель! Какая прелесть! Вино… мм… дай-ка я угадаю..

    – Господин? – Голос Андрэ прозвучал встревоженно. – Господин, вам нехорошо? Какой поросенок? Какая форель? Здесь немного мяса на костях и ячменная каша… тоже немного. Я хотел оставить побольше, но Синяша присосался к котлу как паук к мухе, все пихал в себя, пока из носа не полезло.

    – Эх, Андрэ… ты разбил мои хрустальные грезы своим грубым реализмом. Ладно, не пугайся – все со мной в порядке. Это я так шутил.

    – А-а-а… Да, понимаю… Кости и каша – поросенок. Да, и впрямь смешно!

    – Ты меня удивляешь, Андрэ! – заметил я, пытаясь обнаружить на костях хоть что-то съедобное. – Ты научился улавливать иронию?

    – Наверное. Не знаю, что такое эта ироня, но у вас смешно получилось, – признался Андрэ. – Я теперь все время разговариваю с господином Фредериком. Говорит, правда, больше он. А я слушаю. Он очень умный.

    – Замечательно. – Тщетно. Кости напоминали отполированные десятками ладоней древки копий. Я вздохнул и принялся за кашу. – Видимо, тебя поспешили записать в дурни. Просто у тебя не было возможности развиваться.

    – Да, наверное. – Андрэ вздохнул. – Теперь этого уже не узнать.

    – Это еще почему?

    – Сегодня господин Фредерик сказал синьору Сарозу, что покидает цирк и остается жить в Либерхоффе. Вроде как жениться надумал.

    – Что ж… Рад, что хоть у кого-то в этом мире все закончилось хорошо. Как на это отреагировал Огюст?

    – Сказал, что старого дармоеда давно пора было выгнать, да он держал его из жалости. И что так тупо острить сможет даже его сын, которому и платить не надо.

    – Это хорошо. А то я убедился, как может быть настойчив Сароз, если не хочет отпускать артиста.

    – Мне очень жаль, господин.

    – Да ты-то тут совсем ни при чем, Андрэ. Не переживай. Он ведь и меня как ловко обставил…

    – Я больше так не могу, господин, – вдруг выпалил Андрэ шепотом. – Нам надо бежать!

    – Мне казалось, ты доволен своим положением? – осторожно, боясь спугнуть удачу, произнес я. – Ты ведь раньше отказывался бежать?

    – Тогда да. – Гигант опять нервно оглянулся. – Я думал – это только поначалу так тяжело.